Лариса. Всем.
Будто захмелевшая от яблочного сидра, ты шагнула через поваленный кусок забора во двор. Первая, без спросу, без разбору. И тебе почти это удалось. Одна нога уже там, а другая вот-вот шагнет следом.
Не успела, полмига всего не хватило, с двух сторон тебя ухватили цепкие руки, дернули, потянули назад буквально на полном ходу. Чья-то рука соскользнула по гладкой ткани дефицитной финской ветровки, сбив тебя с ритма. Ты покачнулась, споткнувшись, и, возможно, упала бы, но рука Иофаныча поймала тебя чуть ли не за шиворот и удержала. Конечно, ты завалилась на него слегка, но равновесие с горем пополам сохранила. Чудом, можно сказать, не грохнулась.
Егоров.
Ругая себя за рассеянность, распахнул глаза и уши, даже нос зашевелился, собирая обрывки информации. Впился с тревогой глазами в Ларису, во двор, снова в Ларису. Можно перевести дух временно. Кажется, всё как всегда, только ветер завывает во дворе сильней, чем в саду, яростно гоняя по асфальту кленовые листья. Посмотрел на дедушку Ленина - еще одна примета. Каменное лицо спокойно, с добрым прищуром глаз, ласковой полуулыбкой, таящейся в уголках губ. Неплохой признак, надо заметить. Иногда памятник просто неузнаваем - кажется, будто и не Ленин это вовсе, с детства знакомый по портретам, а какой-то безумец - настолько жуткий оскал иногда искажает привычный облик. Чем злее рожи корчит памятник, тем опаснее в школе, это уже всеми проверено. И тебе довелось не раз столкнуться кое-с чем.