Обернулся всем корпусом, когда машина снова тронулась. Смотрел на странных ребят, смеющихся над чем-то своим. Стало интересно. Может, даже немного завидно. Завидно, что есть у них что-то общее, из-за чего можно вот так втроем сидеть на скамейке, странно смотреть перед собой и потом смеяться. Они ведь друзья?
Вспомнил Витьку. Вспомнил, как мяч пинали, сбивая обувь, поднимая сухую пыль, желтым слоем оседавшую на старых кедах. Как в классе сидели за разными партами: Витьку — он повыше — сажали назад, с Машкой Перепелкиной, а его, мелковатого, вперед, поближе к учителю, это чтобы еще и слушал и не вертелся. Но теперь Витьки не будет. Витька остался где-то там, в другой жизни. В той, где бьет пьяный отец, плачет мама, плачет Сашка. Наверное, Витька был плюсом, выравнивающим большой и жирный минус. Витька был. Что же выходит, он променял Витьку на эту жизнь, на черный форд, на новую красивую форму, на дорогой рюкзак за спиной? Нет, он променял Витьку на белые Сашкины банты и мамины улыбки.
Друга своего променял.
От этого понимания внутри как-то защемило и стало очень одиноко. И ждущая впереди школа, новая и чужая, стала казаться совсем страшной. Он словно переступил полосу, отделяющую что было от того, что есть. И совсем не уверен, что в есть у него будет новый Витька. Да и быть такого не может.
Хочешь,..?
Перед глазами все еще стоят ржущие над чем-то мальчишки.
Хочешь,..?
Дружно хохочушие.
Хочешь,..?
Дружно.
Хочу.