Баркли:
Передвигаться, когда по тебе не стреляют хаоситы, получается гораздо быстрее. Нет риска словить болт в голову так, что ошметки мозгов по всему городу собирать. И лестница теперь не такое уж и препятствие. Просто дорога вверх. До дверей Собора со стражей из сестер двух. Стоят, словно статуи. Смотрят вдаль, за площадью следя.
Ну а ты – внутрь. В зал попал, вглубь пройдя чуть.
Скамей ряды. Витражи далеко вверху. Свет сквозь них бьет, потоками. А на против входа, вдалеке – алтаря. С мощами самого Николы. Говорят, любую хворь лечат. Если помолиться перед ними о исцелении, конечно. За алтарем – свечей ряды. Толстые, с руку человеческую. Десятков семь всего. Горят ровно, иконы и утварь церковную освещая.
И вокруг всего этого – люди. Служки церковные, рабочие уцелевшие, женщины и дети. 40 – 50 всего. Молятся.
Белло:
Вслед за Баркли пошел. Тем самым, с которым, иногда, путаница случается из-за имен. До сора так и шли. Ни слова не обронив и не очень-то и торопясь. Внутри же Баркли к алтарю пошел, а ты – в госпиталь. К капитану сначала.
Лежит там же. Зашитый видимо. Под витками бинтов не видно. С маской дыхательной на лице, со шлангами тянущимися к баллонам на спине мед-сервитора. Такой же, что везде здесь снуют. С многими суставчатыми, металлическими конечностями, с динамиком вместо челюсти нижней, провода и шланги везде. И глаза на визоры круглые заменены.
Не занят вроде. Его и попросил раны подлатать. Он и не отказался. Впрочем, и не согласился. Вообще ничего не сказал, на самом деле, просто принялся латать. Вколол у раны на плече что-то, а потом у локтя и у кисти руки. И тепло по руке разлилось, пока сервитор кровотечение останавливал и зашивал. Только тепло, без боли. С щеки кровь стер твоей, вокруг раны спиртом протер. Чем-то еще промокнул ее. А вот с губой ничего не сделал и отвернулся. А она уже опухать начала. Может лазган приложить, пока он холодный, с улицы?
Айзенманн:
Фильтры. Штука такая, что в маску респираторную вкручивается. Которых ты у ополченцев не видел. А вот у сослуживцев были. Только это. Мертвые они. Пойти искать, как Райт? Но хорошая ли идея вообще - на площадь возвращаться?
Райт:
В траншее оказалось весьма мало целых тел. Вот у ополченца череп раздавлен так, что все его содержимое к земле уже примерзло. А вот парнишка в мантии церковной. Рука вырвана, грудь разорвана. Ребра торчат, сколотые под углами причудливыми. Внутренности подмерзать начали. Еще рабочий. Бесхитростно надвое порван. Ровно по поясу. А вот еще паренек, в комбинезоне рабочем. Проткнут просто лезвием. И края раны черные уже. Гнильем тянет от нее. Но так цел.
С оружием примерно такая же картина. Лазган. Погнут так, что коробка ствольная лопнула будто. Автоган. Приклад разбит, да и магазин погнут. А вот эта винтовочка целенькая. В «Химеру» пойдет. Батареям и магазинам повезло больше.
Просто их разбить сложнее, да и в рукопашной их не использует никто. Вот и набралось десятка 3 батарей одних. Магазинов автоганных, на 32 патрона, штук 25-28. Сбился ты, когда считал. Это к 12 целым лазганам и 15 автоганам. Еще штык-ножей штук 7. С ножнами – всего 3. Разгрузок целых – 4 всего. Гранат осколочных – 5 штук. Цепной меч один. Как у сержанта. Пистолетов лазерных 6. Батарей к ним – 7. Вот и все.
Трупов целых, не изуродованных – с дюжину. Оттащил их, сложил в ряд. Каждому глаза ладонью закрыл. А вот сестру искать не пришлось. Сами подошли, втроем, с огнеметами.
Сначала к траншее, ставшей могилой братской. Скинули туда изорванные трупы фанатиков, что себя не взрывали, а с дубьем на гигантов кинулись. Туши поверженных гигантов – сразу пламенем окатили. Над траншеей – молитву короткую прочитали, а после тоже огнеметами обработали. После – к твоему ряду прошли.
- Они все равны в глазах Императора. Он станет справедливым судьей их душам, когда тела – лишь прах и пыль. Их души – пред троном его. – И снова пламя из огнеметов ударило. Горят тела.