- И правильно сделали, что не вмешались. Ситуация того не стоила, - одобрительно и удовлетворенно ответил Дэниел, повернувшись к доктору. Ситуация ему нравилась. По крайней мере, он добился того, чего хотел, формирования именно команды, а не кучки сбрендивших идиотов под командованием армейского дуба. На перепалку Анжелы и Денама капитан принципиально не реагировал. Разве что ненавязчиво придвинулся к линии, соединяющей двух представителей племени трепачей. Если дети ругаются, им не стоит мешать до тех пор, пока это возможно. Пока что Денам извинился. Оставалось внимательно следить за реакцией Анжелы. Но так, чтобы это не было заметно. Фредериксон повернулся к команде.
- Первое. Соберите все, что можно собрать после бардака. Второе. Проверка собственного состояния и состояния всего своего, что найдете. Третье, отдых и приведения себя в порядок. Психически тоже. Можно совмещать три пункта. Через полчаса мы уходим. Экспедиция - к черту. Шпионы и разборки между правительством и мафией - туда же. Это не имеет значения. Основная задача - выжить, и выжить с максимальным комфортом. Основные направления: боевое и исследовательское. Как и было.
Дэниелу надоел Рур. Он пытался воздействовать на его команду. Его. Команду. И пытался ему мешать. Ему. Мешать. И надоедать своими претензиями.
А сейчас у него был разговор со Сморном.
- Значит, работа предстоит скорее информационно-диверсионная. Но меня удивляет одно. Если на них не действует магия, то как на них действует магический туман? Я до сих пор не совсем понимаю принцип действия этих... садисток Мар А... Мар А Чар. Но это мелочи. Борьба с Руром, я так понимаю, такая же позиционно-информационная. Нам необходима защита от того, что известно, и понимание, хотя бы примерное, с чем можно столкнуться. Затем мы уйдем.
Голос Фредериксона был холодным и одновременно мягким. С едва заметными нотками урчания. Он снова встал на тропу, к которой привык. Азарт разума и ярость тела заставляли нутро содрогаться в предвкушении хорошей охоты. Охоты на большую, сильную и очень опасную добычу, сама мысль об обладании которой заставляла облизнуться.