Котяра сдержал свое обещание перед Хассаной, он отплатил ему сполна за его доброту. Теперь его друг-философ мертв, но Котяру утешало то, что его смерть была не напрасной — кровавой жертвой они купили жизнь Джене, нищенке, заслуживающей жизни больше их обоих. Котяра позаботился о ней — прошел с ней через Каф и оставил ей достаточно Чарма, чтобы пережить нынешний кризис.
Ныне он был свободен. Он отдал все долги.
Оставив Каф позади, вор шагал по холодной, продуваемой всеми ветрами равнине. Над горизонтом возвышались далекие и манящие горы Мальпаиса. За время его недолгой жизни в Заскаре, Котяра много слышал о тамошних мудрецах, и сейчас судьба несла его к самой старой и самой знаменитой их обители — святилищу у подножия Календаря Очей. Пока Извечная Звезда была в зените, он без устали шагал к цели своего путешествия. В час, когда начинало темнеть, Котяра зарывался в мох и промерзлый лишайник, где его мерцающая голубоватая шерсть сливалась с рельефом. В ночные часы он спал.
Ему снился удивительный мир без Чарма, совершенно непохожий ни на что, виденное им прежде. В этом мире было такое же синее небо и белесые облака, но не было видно ни драконов, ни грифонов, ни василисков. Летающие города — привычное обитателю Ирта зрелище — тоже отсутствовали. Здешние города росли прямо из земли, подымаясь к самому небесному своду башнями стекла и бетона, а низкие зеленые окраины раскидывались вокруг них на многие мили. Лабиринты улочек были заполнены не столько людьми, сколько необычными разноцветными экипажами с резиновыми колесами, дышащие дымом — Котяра не мог припомнить во сне их названия, только то, что он и сам каждый день управлял таким транспортом, когда выбирался загород или передвигался по городу. Часто ему снились сны, в которых он только и делал, что крутил перед собой странное колесо, объезжая других или стоя на месте. Такие сны он не любил.
В других он возвращался к яркой аллее, по краям которых тянулись крашенные заборы и металлические ограды, от ворот которых узкие, высыпанные гравием дорожки вели к домам. Казалось, что здешние жители знают его — они кивали и приветливо улыбались ему. Их лица были смазаны, и их слов нельзя было разобрать сквозь дрему. Иногда они называли его по имени — настоящему имени, а не тому звериному прозвищу, что он носил сейчас. Его он тоже не мог вспомнить.
Он точно знал, что одно из этих жилищ принадлежит ему. Это дом. Его дом. Поднявшись по небольшой деревянной лесенке он ключом открывал резную дверь белого дерева и попадал в залитое светом помещение, наполненное удивитльными, незнакомыми ему вещами. Котяра помнил, как подходил к одной неприметной двеи, как брался за ее медную ручку. Он знал, что эта дверь ведет в его комнату. Но стоило ему повернуть ручку, как он тут же просыпался.
Разозленный, он возвращался к другим воспоминаниям. В них он был не один — с женщиной, которую он любил. Ее лицо он помнил — мудрые темные глаза и черные волосы. Она не была особенно красивой, но все внутри него трепетало от ее прикосновений. Вместе с ней он на своем четырехколесом экипаже оставлял позади шумный город. На природе, на безлюдных полянах они делились друг с другом корзинкой для пикников и своей любовью.
Как же ее звали?
— Пойдем, — смеясь, говорила она. — Я станцую для тебя ведьмин танец.
И она танцевала для него среди деревьев и грибных кругов, пока ее не прервал беззвучный гром, расные молнии, озарившие все вокруг. И крики боли. Ее крики.
Эти сны Котяра помнил до последней детали, но каждый раз его по-новому захватывала волна ужаса и холодной, безудержной ярости. Ужасные раны на ее обнаженном теле каждый раз по-новому вставали у него перед глазами, и все вокруг было залито кровью.
После таких снов он всегда просыпался в поту, одолеваемый чувством, которое он не мог описать словами. Ненависть, раскаяние, чувство запоздалой вины... и собственного бессилия. Эти сны изматывали. И, хоть это и было тем единственным, что осталось у Котяры от его прошлой жизни, в конце-концов он отказался от них. Сны не приносили облегчения и давали больше вопросов, чем ответов.
Наконец, он вышел к подножию Календаря Очей. Святилище было здесь — но не такое, каким он ожидал его увидеть. Здесь не было величественно храма, хранилища мудрости и ответов, как он себе представлял, как он надеялся. Остов был почти незаметен, а камни оплавленные кислотой камни разметало по всей тундре. Тут и там виднелись мешковатые кучи — приблизившись, стало понятно, что это тела Мудрых, в изодранных рясах, с выеденными внутренностями и иссушенной на ветру кожей.
Котяра покинул святилище, оставив призраков в их мрачной послежизни.