Зоркая почти забыла о маленькой драме, разворачивающейся у неё на глазах. Упоение чувством Дочери, обретшей Мать и Отца поглотило её почти целиком. Мать и Отца. Вероятно, у неё были родители, генетические производители, источники ДНК. Давшие ей имя, фамилию, образование. Должны быть. Знала ли она их в детстве или была воспитана в питомнике? Сколько не силилась она вспомнить что-то, связанное с семьей - лишь головная боль и пустота. Всё выветрилось, пропало, как и не было его. И не свалить на переселение тел - и раньше, до второго рождения то место, которое занимает семья, зияло бессмысленными трескучими словами. И, наверное, это хорошо. Нет боли от потерь, нет тоски.
Но природа не терпит пустоты и мягко заполняет вакуум по своему разумению. Другими глазами взглянула Ольга на Андрея. На Гаруна. На мир. И мир для неё стал чуть-чуть теплее. Обрёл суть и смысл. И всё в этом мире. И федералы. И имперцы. И кнехт, метеором сил ворвавшийся в ткань пространства. Она видит их своими глазами - такими, как ей рисуется мир. Она сама пишет этот мир для себя - и краски выбирает сама.
Вот кнехт, мерцающий серыми кристаллами с проблесками едкого ультрамарина. Вот федерал, бушующий сполохами маренго. Заложник в его руках истекает желтизной. Истекает, вливаясь в бескрайний мир, растворяется его душа. Нет смерти. Шагает за кнехтом другой федерал - бледно-лиловый, изо всех сил старающийся сверкнуть сияющей радугой.
А мир - он принимает всех, так или иначе. Шепчет на ухо без слов, и лишь ты знаешь, что услышишь. А если мазнуть ярким? Что будет? Добавить кнехту солнечного света? Острой изумрудной силы добавить федералу - тому, что отчаянной своей борьбой невольно вызывал симпатию. Белым-белым, чистым, как свет далекой звезды, оттенить мидмирцев? Бриллиантовую искру уронить на упавшего духом бывшего соотечественника, обреченно идущего умирать. Что изменится? И изменится ли?
Зоркая закрыла глаза и открыла их вновь.