Помолчал в ответ на рубящую правду-матку тираду Мура о том, что мы тут, дескать, не на службе, а вполне себе в непонятной самоволочке, спасаем свои задницы, бегаем от пуль, из одного лагеря в другой мечемся, как тараканы, что по проссанному, загаженному кухонному полу бегают от ударов домашними тапками, сыплющимися со всех, казалось бы, сторон.
А ведь в чем-то Джейкоб прав, да.
- Только материал перевязочный зря тратить, - сказал, наконец, поковыряв пальцем страшные узлы розоватого шрама на лице, взглядом угрюмым пакет утюжа. Не для того он, чтобы мимикрировать под калеку, раненного на фронтах войны, которая тут, в этой пустыне зовётся объективной реальностью, обычной, ничем, вроде бы, не примечательной повседневной жизнью. Череда событий. Факт. Сегодня было поселение - завтра уже нет. Бегали ребятишки маленькие, смеялись? Получите горелых костей горсть. Служили взрослые, работали, рук не покладая, трудились, заботились, любили, жили как могли? Держите требухи кровавой мешок. Всё, что осталось. Пепел. Пыль.
- Цивилизация, - усмехнувшись горько, повторил Мафусаилов, все еще считающий себя капитаном медицинской службы, ведь ничего, кроме этого, у него нет - звание, воспоминаний оборванных ворох, смутные очертания полузабытых лиц. Имена, фамилии, прозвища, за которыми - забавные и не очень истории. Лица, войной этой необъявленной, немой стёртые. Истории, обратившиеся в прах. Судьбы обыкновенных людей, порванные нити жизней.
А ты - капитан, на картошке сидящий.
- Ебал я такую цивилизацию, - нехарактерно для себя самого подметил Ильхам, перебираясь поближе к заднему борту автомобиля, дабы выглянуть наружу - чисто ради интереса. Так, на будущее.