Шум, кузов трясет. Свет. Хорошо, когда светло. В прошлый раз с мешком на голове ничерта не разглядеть было. И руки не связаны. По всему видно — кто-то из местных вытащил нас оттуда. Не всех нас. Мария… Быстрая смерть, как в бою. Но напрасная. Как на войне. Молодые гибнут, бывалые остаются тянуть лямку. Регулярно наблюдая такое собственными глазами — привыкаешь, хоть и не принимаешь как норму. Сам-то синяками отделался, чего о Мафусаилове не скажешь — живого места на нем нет. Но сам живой, сука. Импланты подводят гораздо реже, чем люди. Сколько же в нем этого добра напихано, интересно?
Какое же дерьмо. Куда круче того, что в канализации плавало, где в былые годы проводку паял. Жизнь тяжелая, но простая была. А теперь — вот это. Мобилизация. Служба в гарнизоне на оккупированной мидмирской территории. Тот случай. Тот самый моральный урод. Ты поди возьми реванш над кнехтом, каратель хуев. Обойдись я тогда без разводного ключа — всё сложилось бы куда цивильней. Может, так и служил бы в более-менее спокойном месте. Но я не жалею. В такой ситуации ещё раз черепушку проломил бы вместо писательства бумажек. Только сила и страх останавливают солдатскую дикость, а вовсе не рапорты и взыскания.
Рядом лежит Ильхам Мафусаилов. Более чем вероятно, что он никого не пытал и не насиловал. Просто хотел жить. Красиво жить, смачно, с комфортом. Вопреки войне, нужде и безысходности. Получше устроиться. Ведь всё равно скоро наш мир рухнет. Надо взять от жизни всё, а если за чей-то счет — не проблема. Может статься, и имел какие-то колебания, когда ещё мог что-то исправить. Теперь уже слишком поздно. Товарищ, если можно так сказать, капитан, что ты можешь изменить теперь? Да и хочешь ли вообще? Ты только что вновь обманул смерть, столь же ловко, как годами обманывал инспекции. Живи, радуйся.
— Здесь я, Ильхам. Открой глаза, посмотри.