Вымерло всё. Выжгли демоны, пришедшие с небес, закованные в сталь и армированный термопластик, всех и вся - всю "Грязную балку", дотла. Только пепел серый после них остался, и черные кости, пулевые отверстия в кирпичных стенах, золотящиеся при свете солнц гильзы в сухой цементной пыли, скрипящей на зубах.
Ильхам не слышал ничего, кроме треска огня, лижущего своим пламенными языками какую-нибудь дощатую крышу. В остальном - тихо.
Хотя..
Кажется, это был плач. Детский плач. Может, просто кажется. Может, эхо. Может, скрип железной рубчатой пластины, сползающей на землю горячую со стены.
Или нет.
Застыл Мафусаилов, стоя молча у окошка. Прислушался, голову склонив. Обернулся, назад шагнул, к двери подобрался быстро, очень быстро, к Муру - руку ему на плечо положил, палец вверх поднял, мол, "слушай".
- Ребенок, - сказал, а сам подумал: или ловушка. Может, мину под него подложили. Гранату взведенную. Или это не ребенок вовсе, а просто запись.
Или нет.
- Это ребенок. Маленький ребенок, - будто бы себя убеждая, повторил.
Дверь толкнул с силой, выглянул, вырвался на свет солнечный, прислушиваясь, вглядываясь в яркий, пыльный мир еще не остывшей жизни, суровой смерти и сплошного, холодного, точного разрушения.