Секунды, отделяющие нас от смерти, гораздо короче, чем нам бы хотелось, и гораздо длиннее, чем нам кажется. Говорят, что в это мгновение перед глазами кинолентой проносится вся жизнь, все самые дорогие нам минуты, моменты радости и разочарований, лица близких людей. Для тех же, кому нечего помнить, остается только оцепенение , страх и бессмысленная уже возможность сожаления.
Реддс смотрела в дуло автомата и время словно замедлило свой бег, тянулось вязко и липко. Внутри словно все сжалось, и не было больше Фишер, мира, осталось только короткая прямая по которой уже летела пуля, чтобы пробить ей грудную клетку и пустить свои свинцовые корни в сердце.
Послушник передернул затвор, послышался звук выстрела, ее развернуло на месте, и если б были еще силы пошутить, она бы сказала, что пол поднялся и ударил ее по лицу. И жизнь замкнулась лентой Мебиуса на фазе небытия.
Боль. Свет. Чужие голоса.
И непонятно, почему ты здесь.
Назад вернуть всего лишь полчаса,
Чтоб было то, что было, а не то, что есть.
Зажим. Салфетки. Бьет фонтаном кровь.
И вдруг пронзает током тело.
Стоит у изголовья кто-то белый
С улыбкой отрешенной и немой.
Тьма. Пустота. Молчанье. Страх.
Спокойный слышен голос впереди.
Идешь на свет в конце туннеля.
И снова боль. Фонтаном кровь. Ты снова жив.
Наркоз. Палата. Закрыты веки.
Чужое сердце воскресило человека.
И кто-то умер, ты остался жив.
Ты чувствуешь, как дышит этот мир.
Прикосновение руки к твоей руке.
И снова кто-то белый тебя уводит за собой.
Шаги по коридору. Крики за спиной. Умер.
Твоя душа, вздохнув, откроет двери в мир иной.
Уходим. Нас пытаются спасти. Уходим снова.
Наркотики. Ножи. Снотворное. Пролеты этажей
Длиною в жизнь. И снова в небо.
Рукою кто-то твои закроет веки.
Летать без крыльев может каждый.
Взлететь и выжить лишь один, увы.
Когда их с Фишер забрали и все, что у них было – полутьма броневика и два голоса, Реддс, сочиняя эти строчки, даже и представить себе не могла, насколько они окажутся верными. Она была не поэтом, а солдатом, ее рифмы были грубыми, белыми, но даже она не могла себе представить…
Судорожный вздох, кашель, Эбигейл могла бы поклясться, что чувствует, как затягивается на груди рана, расправляются легкие, и как неохотно начинает биться сердце.
А сквозь его стук голос: « Девочка, ты же…живая…живая…» эхом отдается в голове, от стен броневика, от каждой песчинки вокруг.
Мир снова есть.
И это не зря.