Рычаг. Вверх. Вниз. Рукой провел по лицу, качнулся весь, к стене прислонился плечом. Моргнул, веки сомкнулись, даря блаженную темноту. Как тогда. Горячий шквал размытых изображений, тактильных ощущений, теплых эмоций, вдохов, выдохов, движений. Силуэт. Шорохи простынь. Падающая бутылка, задетая неосторожным тычком ноги. Мокрое "бульк!", растягивающееся, расплывающееся пятно. Пряный вкус сухого Кортезе ди Гави такого-то года, на двенадцать лет старше самого Ильхама. Или синтезированный аромат его недорогой, но качественной реплики, заготовленной без применения концентратов на каком-нибудь Прайме полгода назад. Неважно. Это - всего лишь деталь. Кусочек огромной, цельной картины, созданной могучим воображением, подстегнутым дырявенькой памятью, чьи дыры Мафусаилов пытался латать прямо на месте, сейчас - тем, что было.
Даже сексом.
Не открывая глаз, копался и копался, восстанавливая длинную цепочку событий по маленьким звеньям, стараясь припомнить всё до мельчайших деталей - как прославленный и престарелый коллекционер-нумизмат рассматривает свою обширную коллекцию, притрагивается к бесценным монеткам разных размеров и форм, на ощупь воспринимает рисунок, вспоминает дату чеканки, материал изготовления, мастера, который превратил небольшой кусочек меди, или серебра или золота с примесями в самую ценную в его, коллекционера, жизни вещь. И ничего ему, казалось бы, и не надо больше - только притрагиваться и ощущать его драгоценности, вспоминать, как он их получил, у кого купил и за сколько, и когда это было. А весь остальной мир остается где-то там, за окном - пускай там пасмурно, пускай солнечно. Всё неважно.
Только это имеет смысл.