Раз-раз. Качает рычаг Мафусаилов, глядя на плитку, а вместо неё перед глазами - белые пластины стен. Вода брызжет, льется десятком тонких струек, рассыпается на мельчайшие капельки, разлетается, обнаженное тело омывает. Потоцкая. Ольга. Оля. Олечка. Темные волосы. Осиная талия, или как это называется - худенькая такая, но не торчат кости острые под кожей, а в меру всё; как надо, в общем. Голос её.
И твой голос. Брызги пенящегося шампанского вместе с хлопком разбитой бутыли, со звоном битого зеленого стекла. Сладкий запах, шипение пузырьков на полу. Сжал в руке стетоскоп с силой, удивленно поморгал. И снова её голос. Безэмоциональный, глухой. Оля. Ты не так всё поняла. Это ошибка, Оль. Откуда.. откуда вообще такие сведения? Какие патологии? Какие проходимости?
А ведь было, Ильхам, было. Дерьмо лживое. И самое-то обидное, знаешь, что?
Не херь.
Опомнился. Наверное, воду перестал качать. Задумчиво уткнулся в холодную плитку лбом, зажмурившись. Думал. Видения смотрел, как по телевизору - мелодрама, пробуждение образной, эпизодической и эмоциональной памяти. Умышленное раздражение нейронов. Настоящий флэшбек, с погружением - сенсорные мелочи, вроде этих зеленых липких осколков, погруженных в желтоватую сладкую лужу, которую ты потом руками своими убирал. Чувства. Сложная штука.
Словно по морде получил. Не от неё - от себя. Почему? Зачем вёл себя так? Не знаю. Не понимаю я теперь, не вижу мотива. Картинка не цельная, кусочек мозаики. Жить надо настоящим, да?
Но я теперь не смогу. Я её вспомнил. Не просто так. Она сама возникла в голове моей бритой. Ильхам Мафусаилов - бабник и мудак. Посмотрел на кабинку, на темный силуэт нагого тела Марии.
- Извини, сейчас, - пробормотал, снова рычаг вверх поднял, вниз опустил. Вода пошла.
Дела.