Рывок из пустоты. Предел. Словно бездонный колодец с непроницаемой чернотой внутри. Чьё-то прикосновение вырывает оттуда. Темнота отступает. Всё это мгновенно, как при монтаже киноплёнки. Мерзкий свист, свинцовый ветер, терзающий плоть. Стих. Нет больше боли. Звёзды на небе. Ты. Они. Она.
Кровь на её лице, платье, на когтистых пальцах. Эти руки способны не только карать. Почему она воскресила меня? Трудно понять мотивы сверхсущества. Оракул словно сама природа: стремится сохранить благодатное, вырезает гнилое. Но природа беспристрастна, а ей не чуждо человеческое — гнев, сострадание, беспокойство. Поразительное создание. Мировая душа.
Находясь под гнётом законов этого сурового мира, она всё равно стремится помочь нам. И помогает, несмотря ни на что. Мне так хочется всё это высказать, благодарить. Но я молчу. Слова жалки, они излишни для того, кто видит мысли. Я всегда буду помнить о чуде, которое ты совершила. Даре, которому невозможно подыскать эквивалент. Жизнь бесценна. Спасибо тебе за неё.
Пророчество. Иносказательное, мрачное. Ассоциации почему-то со «Смертью Артура»* возникают. Но более всего странно, что Эдем, где люди гибнут как мухи, погубит человек. Не гога и магога, не легионы мидмирские или полчища перерожденцев. Человек! Что же в нём такого особенного? Ответить некому. Лишь огоньки искрятся. Гаснут.
Этот глаз я уже где-то видел. Марии определённо что-то известно о его обладателе. Судя по её реакции, ничего хорошего. Ильхам жаждой измучился, бедняга. Ты этих глотков, наверное, как Бога ждал. Эх, помоги нам всем, Господи. Направь.
— Теперь в порядке, Мария. Последнее что я помню: ползу в траве под огнём, мясо кусками отваливается, свет меркнет. И вот я здесь. Спасён. Жив и невредим. Всё благодаря ей. Оракулу.
— Как же славно видеть вас с Ильхамом живыми. Но расслабляться нельзя. Кресты своих недосчитаются, начнут местность прочёсывать. Или с мидмирцами опять столкнёмся на этом шоссе. Да и похуже того, говорят, тут дрянь водится (надеюсь, кэп, ты неплохо стреляешь из этой штуки?). Так что выдвигаемся. Только приодеться бы немного, и в путь. Кстати, куда?