Руммердар. Мидмирский военнослужащий, который даже представился, имя своё сказал врагу, федералам-десантникам, оккупантам поганым. Наверное, была причина. На войне нельзя сожалеть - формируемый гаденькой совестью ком боли, страданий, криков материализуется, давит вполне ощутимо - ты не можешь спать, ты не можешь улыбаться, ты просто хочешь забыться. Гиблое это дело. Крик женский. Щелчок сухой. Палец окровавленный на гашетке. Плавный ход затвора. Хлопок.
Сглотнул.
Помочь хотел. Может, и искренне. Да только не видно мида. А крестоносцы уже побывали на месте, так сказать, преступления.. выслушал всё. Комок информации. Грязненькой и скверно пахнущей. Они не просто ебаные свиньи. Они даже хуже. Намного хуже.
Приподнялся с трудом, прогоняя туман из своей головы, вместе с каруселью нехорошей. Чуть подташнивает от голода. И очень хочется пить. Хотя бы чего-нибудь. Воды. Пива. Хорошего, вкусного пива в запотевшем прозрачном стакане. Или нехорошего, невкусного. В банке с пробкой. За два кредита. Без разницы. Хоть глоток.
Прогнал из мыслей.
- Тогда идём. Поищем дружелюбного, но не пунктуального мидмирца, - сказал тихо, встал, взглядом обведя окрест. Пластинки заметил треугольные, перепачканные жидкостью бледной. На Марию посмотрел.
- Идём.