Стокс отдала ногтегрыза, проследила, как тот исчез «в рукаве» у механа. Триста двадцать граммов списали, говорит. Пуля прислушалась к себе... И мину скорчила кислую-кислую — нихрена не полегчало. Нет ощущения, что шесть тыщ четыреста будет намного проще родить, чем шесть тыщ семьсот, м-да...
Но, с другой стороны, и совсем беспробудного отчаянья не чувствуется. Не то чтобы оптимизм какой проснулся, нет. Просто верится почему-то, что разрешится всё так или иначе. Как-то так по-женски верится: мол, вот же, пятеро мужиков рядом. Да какие мужики — здоровые, крепкие, не дураки. Живые, главное — тоже достоинство не последнее. Неужели ничего не придумают? Найдут, как выкрутиться. И она, Пуля, поможет. Ведь и руки не из жопы, вроде, и голова на месте.
Только паниковать не надо.
...Базы вакансий. Вот, точно. Что-то же она умеет? Ну, кроме того, чтобы рисовать и сомнительно развлекаться. Вряд ли тут очередь из желающих попозировать для портрета за бабки к ней выстроится. До мобилизации, пока не начала в казённое одеваться и казённое жрать — должна же она была чем-то себе на шмотки и остальное зарабатывать?..
Пуля отвернулась от механа, которого всё не переставало корёжить странным образом (Марку эта тушка определённо куда как более впору была), нахмурилась, сосредотачиваясь, и виски потёрла. Возвращайся уже, память. Самое время, блин.