Генерал свой вердикт вынес. Виновны мы лишь в том, что живы пока. Мафусаилова мидмирцам каким-то определили. Кто они? Я с ними сталкивался раньше? Врядли. Само слово «Мидмир» где-то под черепной коробкой гибелью отзывается. Неодолимой силой. Неизвестной и пугающей.
Оракул. Кто он? Оно, она? Мафусаилов мрачен. Иленсол в тревоге. Впереди неизвестность. И тоска. С кем-то придётся расстаться. Чьё-то тело скоро остынет. Быть может, моё. Надо быть готовым ко всему. Дай сил мне, Господи преодолеть всё это. Не оставь нас. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…»
— Придётся подчиниться, Ильхам. Береги себя. Твой долг — выжить. Помнишь посадку в капсуле? Как тебя прикрывали, оживляли, бинтовали? Ты опять живой. Так распорядись этим разумно.
— И ты не тревожься так, Мария. Мы не знаем что дальше. Это пугает, да. И всё равно мы пройдём через это. У тех, кто осталися коченеть в упавшей капсуле шансов нет. У нас есть.
Одноглазый генерала окликнул. Смертник. Такие люди не терпят подобного. Генерал ведь удалился, Начальника с карабином за коменданта оставив. Витто у того про Оракул осведомился. Тоже рисковано. Как бы не поплатились за любопытсво.
Отвлечь надзирателей надо. Деликатно. Эти сектанты в смысл слов вдаваться не будут. Для них эффект важнее. Надо им молитву на мёртвом, очень древнем языке прочитать.
— Angele Dei, qui custos es mei, me, tibi commissum pietate superna, illumina, custodi, rege et guberna. Amen.