Горят руки. Горят щеки. Горит пах. Горит все тело! «Что же я делаю?! Если бы можно было откатиться на шаг назад, всего на один миг... Я ведь теперь никогда не смогу вернуть все назад...» Шальная мысль быстрее пассажирского лайнера пронеслась в голове, чтоб разбиться на кусочки от столкновения с этим Её взглядом. Неужели... Неужели это было мгновение страха!? Одно это - осознание собственного превосходства — стоило всей этой длительной подготовки, этого страха, и этой истертой в мелкий порошок души. О, в Её глазах сразу вспыхнул гнев... Обычный, можно сказать, стандартный для нее. Ничего, мы к такому привыкли. Иммунитет выработали. Но то первое мгновение... То чувство страха и неизвестности, которое словно разряд электричества скользнуло по Её спинке, крепко прижатой к моей груди... Словно весь мир схлопнулся в это одно мгновение, ради которого стоил и жить, и умирать, и перерождаться вновь (тому, кто в перерождение верит. Есть ведь и такие, наверняка). Однако сейчас именно это чувство затмило рассудок Дмитрию, и сквозь наступившую тишину в ушах, сквозь возникшие кровавые вспышки перед глазами, сквозь остатки разума вырывалось звериное, нечеловеческое желание обладать. МОЁ!!! Мечущееся в припадке сознание едва успевало контролировать руки, разрывающиеся между попытками донести девушку до кровати и попытками сорвать с себя одежду. Но одной рукой держать обмякшее тело было очень тяжело, а при расстегивании пуговиц пальцы не хотели слушаться, как после пары бутылок крепчайшего самогона. С каждым шагом, с каждым рывком увлекаемого за собой тела, сознание вспыхивало в голове молодого человека все реже и реже, пока не сдалось окончательно на милость победителя — древнейших человеческих инстинктов. Бросил девушку на пол. Рубашку вроде-бы сорвал. Брюки — тоже... кажется... Слепнущие глаза видели перед собой лишь Её — такую доступную, такую желанную, такую готовую, такую все созданную — для него. Член уже болел от напряжения — с рыком набросился сверху, жадно припадая к женскому телу...
Первый раз был грубый, жестокий. Вроде, кусался до крови, и сжимал в руках Её податливое тело словно бесчувственную игрушку. Хрипел, ревел, вкладывая все силы в Их первый раз, зверь внутри рвался наружу, заставляя тело двигаться самостоятельно, не обращая внимания на весь окружающий мир, которым стали для Него два тела и холодный пол. Дмитрий очнулся лишь тогда, когда тело сотряс мощный оргазм, и сознание медленно, словно боясь очередной неконтролируемой вспышки, вползло обратно в уставший мозг. Осознал, что за бурным сексом оказались они в углу комнаты, и Хелен лежала под парнем, неестественно согнувшись. Стало понятно, что все-таки мешало — оказывается, трусики с нее так и не снял, лишь изорвав в лохмотья... Дмитрий выдохнул и, закурив, шатаясь поплелся в комнату. А собственно... Дурману еще довольно долго действовать... В глазах молодого насильника вспыхнули злые огоньки... Уж теперь все будет именно так, как хочет он. Сначала музыка... Что-нибудь потяжелее, уж точно. И выпить чего-нибудь... Что у нас там есть в холодильнике... Вернулся в комнату, и с удовольствием наблюдал, как из лежащей у ног в пошлой позе девушки вытекало собственное семя. Улыбнулся, почувствовав нарастающую волну нового возбуждения. Проворковал: «Шлюшка...»
Последующие разы все было медленней и циничней. Ласкал свою добычу, исследуя каждый сантиметр Её кожи, снова и снова пускал в ход свой член, используя все доступные для этого части женского тела, отвлекаясь лишь на глотки сока из принесенного с кухни тетрапака. С каждым разом пытка становилась все изощренней, все грубее — Он явно входил во вкус...
- Дорогая, можно я поиграю твоей игрушкой?
- Конечно! Но.. ты ведь ее не сломаешь?
- Не волнуйся, милая! Сломаю — куплю тебе другую, новую!
Пах горел уже от боли, однако остановиться Дмитрий сейчас не мог. Слишком долго он шел к своей цели, чтоб не выжать сейчас до капли каждую секунду удовольствия от этого момента. Безумный секс продолжался, снова и снова бросая мужчина на беззащитную девушку. Время неумолимо шло вперед, и вот Елена смогла наконец-то пошевелиться, и сразу попыталась сбросить с себя это жалкое ничтожество. Но химикаты еще продолжали действовать, и лишь следы от когтей пролегли на вспотевшей коже насиловавшего ее мужчины. Дмитрий поймал ее взгляд... Как же ему хотелось сейчас увидеть в нем мольбу остановиться, прекратить этот ужас! Увидеть ее унижение. Увидеть ее извинение за то, что это она с ним сделал такое. Увидеть хотя бы тот же самый страх, который взорвал сознание мужчины утром! Но нет... лишь яркость в глазах, насмешку, и презрение, выраженное также в скривленных в усмешке губах. «Кончил, мальчик? А теперь вытри за собой и убирайся!» Крик боли, отчаяния, и одновременно злости сорвался с губ Дмитрия, застилая собой почти пустую комнату. Как она может? Как она умудряется так — даже будучи униженной оставаться такой недостижимой, такой же далекой, такой же... не его! Как можно сейчас, сейчас (!!), презирать его - того, кто сверху, кто сильнее! Руки сами рванулись к горлу Елены, стремясь стереть с ее лица эту презрительную улыбку, не насилием — так хотя бы страхом смерти! Однако как бы сильно не давил Дмитрий на хрупкую девичью шею, как бы не кричал: «Сучка! Смирись! Сдайся!», улыбка девушки непобедимым, не взятым рубежом оставалась на Её губах. Не совсем соображая, что делает, Дмитрий не отпускал рук, пока в очередной раз не кончил, и лишь затем отшатнулся от уже мертвой девушки. В одном сегодня план дал сбой — шелковая лента не понадобилась...
Дмитрий отполз в сторонку и, сидя на полу, плакал, уткнувшись лицом в свои сведенные вместе коленки. Плакал так горько, как плакал лишь раз — во время рождения, когда злобные дяди в белых халатах оторвали от тела живительную мамину пуповину с питательными веществами. Крупные слезы стекали по щекам, задерживались в волосах на ногах, а затем падали на закапанный потом и спермой пол. Единственное, что оставалось сейчас — плакать. Только это он сейчас и умел. Только на слезы и хватало сил. На слезы и... хм... циничо, но на желание закурить. Вытер влажные глаза рукой, и окинул взглядом комнату, ищу сигареты. Горечь табака и соль собственных слез — коктейль «Убийство» подан к вашему столику, господа...