"А еще..." - Шум дождя внезапно отступает на задний план. Сердце стучит чаще, чем дождь по крыше, скрадывая слова, которые ты не надеялся услышать."...лю тебя". И дыхание на твоей щеке. Да полно, не сон ли это? Она убегает, но взгяд ее дороже тысячи слов - он подтверждает, это было. Это есть.
Сказано. Три слова, их которых ты не слышал два с половиной. Но сказано.
Было сказано когда-то. "Ночь темнее всего перед рассветом". Неужели рассвет? Так. Внезапно, наплевав на всех и вся?
Губы Бродяги растягиваются в какой-то детской, неверящей улыбке.
"...внутрь, промокнете!" - Да. Тряхнув головой, Бродяга дожидается, пока все племя... ну да, племя, как нас еще назвать теперь, втянется в ангар, тянет на себя створку. К счастью изнутри есть ручки, в которые он, недолго думая, сует какой-то ржавый винчестер, выкопав его из тележки. Винчестер сам по себе бесполезен, у него нет приклада, да и курок тоже потерялся в бескрайней пустыне времен. Но ствол еще крепок и может послужить засовом.
А племя не теряет времени зря - уже стоят пара палаток, горит пара костерков... Откуда только Тутука находит дрова? Нюх должно быть.
И у одного - она. Ждет. Пистолет в кобуру. Присесть рядом. Лицом к двери. Пальцы тянутся к огню. Согрелся. Согрелся телом. Потянул из-за уха заначеную самокрутку. Подался лицом к огню. Первая затяжка - самая сладкая.
И вдруг падаешь на спину, заходишься кашлем, в легких - жидкий огонь, перед глазами - зеленый лед.