В дядькиных рассказах об армии, давно еще, несколько раз проскользнула фраза: "Человек привыкает ко всему. И к подъему в 5:30 утра, и к ананасам в шампанском". Что такое ананасы и шампанское Макс что до армии, что после попадания в нее, представлял смутно, но вот что такое подъем в 5:30 утра после начала КМБ осознал на собственной шкуре. Это когда ты подлетаешь с койки со скоростью отрыва, делающей честь ударному вертолету, бьешься головой о "подволок" и не разлепляя глаз, начинаешь одеваться и заправлять кровать, а унтер в это время над ухом пересказывает свой очередной эротический сон с садомазохистским уклоном и групповым участием всех рекрутов родимого взвода. Перед глазами проносятся такие картины, что поневоле ускоряешься...
— ...Упали-отжались! Bistro, bljad! — падение на нагретый солнцем асфальт плаца. От него веет таким уютным теплом, что хочется растянуться и заснуть, и спать, спать... — Какого черта растянулся как на бабе, рекрут?! К отжиманиям при-и-иступил!
Чтобы оторваться от плаца нужно титаническое усилие, такое ощущение, будто собственное тело весит тонну. Руки дрожат и подгибаются, кажется, вот-вот сломаются. Nahui, как любит повторять Гробовски. Но боковым зрением Макс успел заметить, что кто-то рядом вообще не может отлипнуть от асфальта, растекшись по нему этакой плюхой коровьего дерьма. Разве что воняет мерзостнее. Свежий навоз он ведь душистый... Зрелище соседского бессилия, как ни странно, словно пробуждает второе дыхание и оттолкнуться удалось. Ну, поехали...
— И раз!..
Грохот крови в ушах. Сердце, кажется, отчаявшись выбраться из организма через глотку, сейчас выскочит из задницы. Пот заливает глаза прямо таки водопадом, а руки ходят ходуном так, что того и гляди, вырвутся из суставов.
— И-и-и ш-е-естьде-е-еся-а-ат че-е-еты-ы-ыре-е-е...
"Бац!" Звук падения тела на асфальт...
Стрельбище. StG-52 в руках кажется если не бревном, то чем-то очень похожим. Сучковатым и не струганым. Да вдобавок еще и отлитым из чугуна, руки оттягивает к земле так, что боишься что отвалятся. Не дай Бог на ногу уронить...
— Отделение!.. Приступить к выполнению упражнения!
Затыльник приклада вминается в плечо. Мушка скачет как наскипидареная, но наконец-то упирается в едва виднеющуюся где-то далеко ростовую мишень. Himmeldonnerwetter, они бы ее еще к горизонту утащили! Но делать нечего, надо стрелять. Задержка дыхания и палец плавно вжимает спусковой крючок. Да какой в этом плавном вжимании смысл, когда винтовка после выстрела из-за отдачи бьет в плечо как кувалда?!..
— ...Боковой бронеэлемент соединяется с грудным и спинным модулем кирасы специальными креплениями... Накловски, дебил, какого черта ты грудь со спиной перепутал?! Какой, naher, "сейчас переделаю"?! Так побежишь, bistro, bljad!
Тело со всех сторон сдавлено броней, словно Макса закупорили в консервную банку. Осталось только приклеить этикетку и выбить срок годности: "2 года без вскрытия тары". Шлем на голове — кастрюля кастрюлей, гарнитура рации и поилка фляги настырно лезут в рот, как будто вознамерились совершить с пищеводом рекрута Вебера противоестественный половой акт по самые гланды. Черт, кто же ее такую придумал, броню эту, что в ней чувствуешь себя как уже в гробу, а когда снимаешь, ощущение такое, что ветром сдует к чертям собачьим и полетишь как фанера над казармой?..
— Ну так что, согласен? — Кристиан, точнее, рекрут Вааль, подмигивает и хлопает Макса по плечу. Тот согласно кивает и одобрительно склабится в ответ на предложение посетить бордель, который Кристиан назвал "маленьким раем на этой гребаной земле", но внутри желудок противно вздрагивает. Нет, конечно перед отправкой они с Гретхен... Но это было давно, еще до начала КМБ... Поймав себя на этой мысли, Макс на секунду замер. Да как же давно, ну может месяца два назад, ну два с половиной. А ощущение такое, будто две жизни назад. Однако эти мысли смывает бурный поток других, куда более радужных. Грезятся рекруту Веберу обнаженные красотки на шелковых простынях, большие сиськи, тугие бедра. Какие-то, как говорит Кристиан, "эпилированные пелотки". И ананасы. В шампанском.
Прошло. Пролетело. Сгорело и пепел ветром унесло. Подготовка, в начале своем казавшаяся бесконечной, сейчас, в очереди к записывающему в журнале номера выдаваемого оружия Гробовски, кажется очень короткой. Снова винтовка в руках, только она больше не бревно. Легкая и довольно удобная, ухватистая. И приклад такой, одним даром челюсть можно ополовинить. А что отдача, так и патрон 7.9, что не у всякого вражеского пулемета. Даже труба гранатомета за плечами не доставляет неудобств. И броня больше не гнет к матушке-земле и батюшке-асфальту. Наоборот, появилось ощущение защищенности. Благодарности к ней даже. Ну а теперь и самое время проверить, что Гробовски удалось в него вбить. Заодно и избавить Рейх от необходимости содержать парочку уголовников.
— Боевые учения. Хм. И патроны тоже боевые? Мы, что, серьезно будем воевать.. со своими? — раздался где-то под боком голос Гарина.
— Со сво... с к-е-е-е-е-м? — если бы не надежное крепление линз забрала, глаза Макса бы сейчас точно вывалились ему под ноги. — С какими своими, mein Arsch? Это штрафники. Уголовники. Любой из них без зазрения совести тебя бы прирезал просто и все. Думаешь они в штрафбат попали за незлобивый характер и кроткий нрав? Вечно вы, русские, норовите всякой мрази ссыльной ангельские крылышки приделать...