Тэви
Он спал.
Немолодое, но все еще мощное, поджарое, крепкое тело белого лиса, которого звали Лобо, уже несколько месяцев страдало от болезни. Мускулы одряхлели, на шкуре виднелись пролысины, а нос был горячим и сухим. Даже во сне он дышал часто, лапы его подергивались, и, казалось, не было ему покоя здесь, дома. И хоть его родиной были влажные леса окрест Мажа Хилля, а не эти холодные высокогорья на востоке, своим домом Лобо считал свою стаю, с которой он и расположился здесь лагерем…
Итак, он спал, но что-то нежное, мягкое и теплое нарушило сон. Не столь резко, не столь неприятно – скорее, наоборот, чья-то ласковая лапка погладила его шкуру, прошлась по загривку, погладила за ухом.
Лобо, еще не покинув своих снов, где он, как и всегда, охотился на молодую лань, тихонько проскулил и расслабил свое тело, поддаваясь ласке. Женская лапка ощупала плечо, узнала про его мощную грудь, попыталась объять широкую спину… К ней присоединилась вторая – вдвоем они гладили и чесали, нежно-нежно, касаясь самой шерстки, зная все потайные места на теле тэви, и другие – там, где было неприятно. Туда они не заходили…
Лапки прознали про все шрамы на шкуре Лобо – следы боли и побед. Множества побед. Они не пугались этих шрамов – они уделяли им не меньше внимания, стараясь… успокоить старые раны, усмирить их и омолодить.
Вот и тело прильнуло, даруя свое тепло, свою нежность. Шелковистый мех, стройная талия и невероятно нежные лапки – до сих пор блуждая в грезах, Лобо раскрылся, позволил прижаться к себе, расслабляясь с каждым мгновением и забывая про все неприятности и невзгоды.
А их всегда хватало.
Смелая попытка захватить Мажа Хилль обернулась провалом. Некоторые советники, чьей поддержкой заручился Лобо, предали их. Город не был готов к восстанию против Ильма Эмата, все было против них.
Набрав только две сотни бойцов, Белый Волк проник в город и атаковал Храм Триединой Любви. Но атака не увенчалась успехом – сам народ встал на защиту жриц и их детей… И умом своим Лобо понимал их: в Мажа Хилль на тот момент бушевала эпидемия чревных гадов, страшная болезнь. Поселяясь в животе, они жрали пищу своего хозяина, отбирая у него силы и требуя еще. Больной начинал мучиться от голода, по своей силе превосходившего все иные желания и потребности тэви. Голод продолжался месяцами, его нельзя было насытить, и вскоре в душе лисицы зарождалось безумие. Больной начинал жрать все подряд – животных, растения, жуков и даже грыз землю. Он рычал, будто зверь, и кидался на своих, впиваясь в сочную шкуру. Но сколько бы он ни съел, сколько бы сородичей не убил ради утоления своего голода, ему не становилось лучше. Наоборот – он дряхлел и чах на глазах, теряя последние свои силы. Все сжирали черви в его кишках, они высасывали все до последней капли, превращая своего хозяина в сморщенный мешок из полысевшей шкуры, набитой костями. Только живот оставался большим и круглым – за счет разжиревших червей…
От чревных гадов не было лечения. Травы не помогали. И единственным способом от них избавиться оказались Жрицы Любви, которые могли за несколько ночей выгнать паразитов из организма. Жены сами вели своих мужей к ним. У жриц лечились и женщины, и даже дети – всем было плевать, что их щенок окажется в одной постели с шлюхой.
Лобо видел своими глазами, как Мажа Хилль погряз в разврате. А еще эти дракэвит – мутанты, уроды, полученные от связей с их страшнейшими врагами, - они за счет своих размеров, но никак не доблести, могли сражаться с драконами, а это для тэви сейчас было главным. Народ теперь зависел от этих развратных девиц и их детей, Ильма Эмата, и потому у Белого Волка не было шансов. Но он это понял слишком поздно…
На площади перед храмом завязалась драка. Кровь лилась рекой – его стая яростно продиралась через население к жрицам, и пробилась бы, если б не прилетевшие драконолисы. Битва за свободу обернулась в избиение восставшей Белой Стаи, а затем и в погоню за их остатками. Лобо увел всех, кого смог. Всего полсотни бойцов выжило, и, отбиваясь от обезумевших горожан, они ушли в леса, где их не могли достать дракэвиты.
Но одна беда сменилась другой. Неизвестно когда, то ли в ходе их атаки, то ли где-то до этого, Белая Стая подхватила чревных гадов. Заразились практически все, включая самого Лобо. Кто-то сходил с ума, и его мучения приходилось прекращать ударом секиры вожака, кто-то же убивал себя сам, находя свою смерть в лесах, в попытке голыми руками победить совиного медведя.
Но большинство еще держались. Сильные, стойкие. Они держались до последнего, веря в своего лидера, что вел их все дальше и дальше на восток, в сторону Аэроса, в надежде уйти от погони…
- Сколько рубцов, - пошептал милый голос прямо ему на ухо, радуя теплым дыханием. – Сколько битв… Сколько крови и сколько ран… Ты устал, я чувствую это…
Наваждение? Морок?.. Лобо не знал, подвластный грезам и давно забытой ласке… Он не думал, он наслаждался…
- Расслабься, забудь про все это… Все будет хорошо… - шептала лисица, продолжая свое незатейливое дело. – Мы пришли, мы вас излечим… Расслабься, Белый Волк, все уже закончилось…
И вдруг сквозь бесконечную череду пустых, но блаженных мыслей в голове Лобо проскользнула одна. Гадкая, тревожная, но отнюдь не пустая. Выловив ее, вернув обратно, Белый Волк все понял.
Жрицы Любви. Шлюхи.
Зарычав, он открыл глаза, полные ненависти. Жрица испугалась, но не успела вовремя отскочить –мощные лапы Лобо схватили ее за горло и сдавили с невероятной силой.
Жрица захрипела, шея хрустнула и через мгновение вожак Белой Стаи отбросил обмякшее тело в угол своего шатра. Взяв секиру, он метнулся наружу – чутье ему подсказывало, что эта шлюха пришла не одна.
И чутье его не обмануло: их было много, несколько десятков. Они не обошли вниманием ни одного из его стаи – из каждого шатра доносилось блаженное поскуливание, а кто-то уже готовил завтрак у костра. Впервые за последние полгода, ведь носителям червей не нужно было готовить, они жрали сырое.
Сердце Лобо дернулось от боли. Все, все сдались. Неверящими глазами он выискивал среди шатров и собратьев хотя бы одного, кто боролся, но такового не было. Только он.
- Слабаки, - прорычал Белый Волк, покрепче сжимая свою секиру.
Кто-то потупил взор, кто-то взглянул на свою жрицу, прижимая ее талию поближе.
- Ничтожества.
- Лобо, послушай, - успокаивающим тоном проговорил его ближайший брат, Миерн. – Ты устал. Мы тоже устали… Мы потерпели поражение, признай это, наконец.
Белый Волк показал свои клыки. Все в его позе говорило о том, что больной, но все еще лучший среди них, готов был устроить бойню прямо здесь. И все это чувствовали – бывшие братья потянулись к оружию, загораживая собой лисиц.
- Лобо, нас ждал печальный конец, ты же ведь знал это… Мы не могли иначе…
- Предатели.
- Лобо, мы хотели жить. Разве не ради жизни мы затеяли все это? Разве не ради того, чтобы вкушать нормально свою пищу, вожак?.. Прошу, не надо крови.
- Вы просто сдались. Трусливые щенки, - яростное рычание Лобо слышал каждый. – Древесные личинки, а не стая. Вы забыли, ради чего мы боролись. Вы забыли, чего вы хотели. Вы сломались. И не смей, Миерн, мне говорить, что ты устал. Ты устал бороться, слабак, и не более того. Ты потерпел поражение не тогда, в Мажа Хилль, а сейчас. Вас всех сразили шлюхи.
Лобо суровым взором оглядел Белую Стаю.
- Никто из вас не достоин называться настоящим тэви. Вы все – грязь, как и эти сучки, одурманившие вас, не более. И гнить вам в вашей собственной же слабости. Но в одном ты прав, Миерн. Не надо крови. Пускай ваши же потоскухи и их ублюдки-псы разбираются с вами. Теперь вы - их щенята. Гордитесь этим.
***
- Мой Вожак, - склонился слуга перед старым Косом Нарьялом, - Вашего внимания и слова ждут сразу двое: лиерн Трокрет и настоятельница Храма Орлана Добрейшая. Кого прикажете звать первым?
- Зови лиерна, - ответил Кос, отпивая из своего кубка.
Через очень краткое время в зале Вожака Совета послышался звон доспехов, уверенная, легкая поступь молодого воина. Наконец, Трокрет вошел.
На вид это был обычнейший тэви – рыжая шерсть, уши, вытянутый нос и хвост, пышным мехом выбивавшийся из-под лат. Но все в Аэросе знали, что Трокрет был дракэвитом. Лиерна, «святые», как их называли многие.
Этим лисам была дарована невероятная сила, и кто знал, как к ней отнеслись бы горожане, если бы не угроза драконов, каждый день и каждую ночь висевшая над долиной. Они пришли на помощь тэви именно сейчас, и именно сейчас тэви нуждались в них более всего – может, именно потому их приняли, а не прогнали.
Святые… Кос ухмыльнулся. Сам он не мог уверенно сказать, действительно ли каждый из дракэвит был отмечен благословением самого Аэроса, но народ в это искренне верил. Они верили в то, что Боги не забыли о них и Боги им помогут. Нарьял и сам готов был в это верить, но что-то его беспокоило во всем этом.
Может, то, что его тоже считали святым – ведь он дожил до рекордных 320ти лет, шерсть его вся поседела, исключая самый глубокий подшерсток, но Кос до сих пор передвигался на своих двоих и мог руководить Советом и городом. А сам он в своей святости сомневался…
Может, то, что лиерна все-таки были детьми драконов и, как бы они ни спасали Аэрос, им все же не стоило безоговорочно доверять. А может и то, что Нарьял всегда обо всем беспокоился и во всем сомневался – эта старая его привычка и спасала его каждый раз, позволив прожить столь долго…
Итак, Трокрет подошел к трону Коса и почтительно склонился перед ним, ничуть не лишая себя своей гордости при этом. Доспехи, в кои он был облачен, ничуть не сковывали его движений – Нарьял знал, что по весу они сравнимы были с кожаными, поскольку это были не просто доспехи. Лучший маг-кузнец Аэроса зачаровал их, придав им невероятную легкость. Кроме этого старому советнику казалось невозможным то, что эти доспехи проходили трансформацию в драконью сущность вместе с хозяином, приобретая необходимую для этого форму и оставаясь столь же легкими. Но они это могли.
И такие латы были не единственными в Аэросе. Вся элита Святой Стражи города, все пятнадцать лиерн носили их. И это не было удивительным. После первой атаки драконов Аэрос долго искал способы защитить себя. Пытались накалывать драконов на десятки пик, отстреливать их из баллист и катапульт, ставили на них ловушки или же строили деревни, не вырубая лес, но срубая кроны и выстругивая из стволов гигантские колы. Но все эти способы оказались неэффективными. Драконы были умными тварями и не атаковали там, где их ждали. Баллисты они хитро облетали, а затем, резко пикируя, разносили их в щепки. В ловушки вообще не попадались, а строй воинов с пиками они попросту сжигали на расстоянии пламенем из своих глоток.
Но у всякого была слабость, и у драконов – тоже. А именно – их гордость. Они никогда не уходили от схватки один на один, среди них это считалось трусостью. Этим и воспользовались тэви: вскоре начали появляться драконоборцы, герои, отважившиеся иди на дракона в одиночку. Большинство, конечно же, погибало, но иногда герою везло и одной тварью становилось меньше.
Затем появились пластинчатые латы, кое-как защищавшие от огня и когтей. После них начали ковать уже зачарованные латы, зачарованные щиты и оружие, позволявшие сражаться их носителю наравне с драконом. Но тех, у кого хватало на это денег, а также ума, чтобы при этих деньгах рисковать своей жизнью, было очень мало. Кос лично знал практически их всех, и их мнение даже имело некий вес в Совете.
И все же, драконоборцы оказались лишь одним из прутиков, что давали тэви шанс спасти свои шкуры. Другим прутиком оказались дракэвиты, одаренные Аэросом, а третьим – темные маги. И если первые два вызывали у Нарьяла лишь смутные, привычные для старика опасения, то третьи тревожили его с каждым годом все сильнее.
Вряд ли бы население Аэроса сохранило жизни первым появившимся здесь темным магам, если бы не драконы. Их суждения, их слова и сама суть их колдовства противоречили всему тому, чему учили каждого щенка в этой долине. Да и в лесах Мажа Хилля – тоже. Они высасывали души из драконов, забирали их кровь. Они это проделывали и с другими живыми существами, и сие не могло не возмущать старого Коса. Про Храм с их Ильма Эмата и говорить не стоило – те откровенно терпели темных магов и всех Скалле, но у них не было выбора. Темная магия оказалась крайне эффективной против драконов, ящеры гибли десятками от рук колдунов, и нередко это спасало целые деревни.
Никто не любил их, но не признавать силу и пользу темных магов мог только одержимый черной гнилью. К тому же скалле становилось все больше в Аэросе. Многие, действительно многие присоединялись к ним в надежде обрести подобное могущество. Поговаривали о том, что эти треклятые Мудрейшие, руководившие скалле жили гораздо больше любого тэви, и это только добавляло дров в огонь.
В противоположность этому, все большее число граждан отдавали своих детей в Храм Триединой Любви, в надежде, что их ребенок станет родителем для нового лиерна – защитник для них, да и для всей деревни. А потому, народ постепенно раскалывался на два лагеря: ярых приверженцев старой веры, старых правил и поклонников Скалле. Мало кто оставался равнодушен сейчас, но никто не мог выступить против другого открыто. И лиерны из Ильма Эмата были необходимы Аэросу, и темные маги из Скалле. И потому кое-как они все же вместе здесь уживались.
Но старый Кос чуял, что когда-нибудь и этому придет конец. И, скрипя сердцем, он втайне ото всех надеялся, что драконы никуда не денутся, продолжая страхом перед ними объединять столь разношкурый народ долины…
- Какие вести из Мажа Хилля, Трокрет?
- Мой вожак, Дерьелос, почтенный Вожак их Совета, просит Аэрос схватить Лобо вместе с остатками его шайки и направить в их город, чтобы предать справедливому суду. В первую очередь их интересует сам Белый Волк.
Кос Нарьял ухмыльнулся. Желания Дерьелоса было легко предсказать, и потому троелапый лис всегда оказывался на шаг впереди него. И обвел бы Кос его за нос, если бы не разросшийся в последнее время Мажа Хилль. В основном их город процветал за счет удаленности от Драконьего Плато, что весьма и весьма влияло на решение каждого тэви о том, где он будет жить. Но кроме того город богател за счет торговли с морскими эльфами. Этот маленький народец заплыл к ним в гавань всего пятьдесят лет назад, но их отношения с Мажа Хилль уже заметно укрепились. Наверное, тому способствовала эльфийская вера в Богиню Моря Фриллию, известную и почитаемую среди всех тэви.
Пользуясь многолетним миром, торговцы фриллов успешно выменивали шкуры, мясо и сталь на всякие красивые побрякушки, статуэтки и украшения, привозимые с их острова в огромном количестве. Мажа Хилль же служил единственным портом, где они могли остановиться, и в дальнейшем торговля уже шла за счет тэвийских ладей, курсировавших по реке Хронгар, на берегах которой стояли оба города.
Сам Мажа Хилль на этом хорошо наживался, и Косу приходилось считаться с его мнением. Отчасти долина Аэроса зависела от них, но и просто так сдавать свои позиции и подчиняться им старый Кос не собирался.
- Позови Орлану Добрейшую. Я думаю, она пришла по тому же поводу.
Орлана тоже была седой лисой в почтенном возрасте, но и ее, казалось, долгие годы жизни ничуть не тянули к земле. Возможно, это объяснялось тем, что она до сих пор не потеряла дар целительства, оставаясь при этом столь же привлекательной, сколь и в молодости (так, по крайней мере, казалось Нарьялу), но
- Мой вожак, как и было тобой поручено, мои жрицы отыскали Белую Стаю в наших лесах. Как ты и говорил, стая была поражена чревными гадами и жить им оставалось недолго, но мои девочки пробрались к ним в лагерь ранним утром и… - Орлана прикусила губу клычком и загадочно посмотрела куда-то в сторону, - постарались привести их в чувство. Это было тяжелое утро, девочки старались изо всех сил, о да. Но мальчикам понравилось. И мальчики моим тоже понравились. Говорят, несмотря на болезнь, они оказались очень даже…
- Орлана, давай ближе к делу, - не выдержал старый Кос. – Так что? Белая Стая в наших лапах?
- Да, мой вожак. Все до единого, - сухо ответила жрица, явно недовольная тем, как прервали ее рассказ.
- Отлично. И даже Лобо?
- Нет, мой вожак. Он ушел.
- Как ушел?! Как вы могли его отпустить?!
- Мой вожак, прошу заметить, что мы – жрицы Триединой Любви, а не Жестокости и Кровопролития, - Орлана гордо расправила свои плечи, взгляд ее похолодел. - Он захотел уйти, и он ушел…
- Дракон вас пожри! – Кос стукнул своим единственным кулаком по подлокотнику кресла. – Ну ничего. Главное, что Стаи больше нет. Они направляются сейчас сюда, верно? Тогда прикажите страже схватить их, как только они войдут в город. Я сегодня на совете буду настаивать об их казни в Аэросе…
- Как казни? – возмутилась Орлана. – Мы же ведь обещали им, что их пощадят!
- А я не обещал, - мрачно проговорил Кос.
Драконы
Драконье Плато - просторная каменистая площадка, под которой в огромных пещерах жило население Райвироса, - располагалось среди гор, куда не заходили звери иль иные смертные, кроме благородных драконов.
И в одно утро собрались они здесь, наверху, все вместе, но не для того, чтобы встретить первые ласковые лучи солнца. И не для того, чтобы вести беседы и глаголить речи…
Они собрались на Драконьем Плато, чтобы биться. Биться за свою веру, за свою честь и свои принципы. И сколь это не была война про территорию иль власть, а была война про сами души драконов, исполнена она была доблести и благородства: день и предрассветный час были назначены заранее. До этого момента ни единый дракон не должен был погибнуть – всех ждала смерть или победа здесь, на Драконьем Плато.
И огромные ящеры собрались. Все двадцать тысяч, верующих в Райвена и Варранти. Их было поровну с каждой стороны, и каждая сторона равно желала победы. Но отличало их одно – слуги Райвена хотели прогнать врагов, а культисты Варранти – убить…
Солнце, неумолимое светило, медленно, но верно поднялось меж склонов гор, бросив первые свои лучи на Драконье Плато, и огромный черный дракон Крихстаринкор, предводитель Драконов Крови, верховный жрец Кровавой Богини, протяжно взвыл.
Когти заскребли по камню.
Крылья расправились, готовые взлетать.
Морды ощерились десятками зубов.
Орторлантекс, верховный жрец Райвена, столь же черный и, казалось, еще более огромный, взвыл в ответ, соглашаясь на битву. Его крик был громок и мощен, но неожиданно он прервался.
Глаза древнего дракона, глядевшие куда-то вдаль иль даже в иной мир, расширились от ужаса. Он замотал головой, попятился назад, будто пред ним предстал жуткий даже для дракона кошмар, а затем обернулся к своим.
Те тоже почувствовали. Пропасть, пустота, тьма в душе на месте яркого сияния их веры. Райвен. Бог Хранитель. Защитник. Он покинул их. Ушел из этого мира. Драконы остались одни… Предоставленные сами себе.
Ужас проник в их сердца, умы их поглотил страх и паника, ведь не знали они теперь, что делать с Драконами Крови. Ведь теперь у них не было той веры в победу. Не ведали они и смысла сражаться…
- Стойте! – проревел Ортолантекс культистам Варранти. – Мы отказываемся от битвы! Стойте!
Но никто его уже не слушал. Десять тысяч драконов, плоть, облаченная в чешую, поднялись в воздух, разевая свои пасти в безумных криках. Они уже чуяли запах крови, что должна была пролиться вскоре…
И никто уже не мог спасти брошенных своим Богом драконов. Их участь была предрешена. В отчаянии бросились они в стороны, но враг был слишком близко. Армии схлестнулись, боевые кличи сменились душераздирающими воплями и ревом сотен мощных глоток. От крика, издаваемого драконами, тряслась твердь. Горы осыпались камнями, а пещеры Райвироса рушились одна за одной.
Драконы Крови учинили бойню. В мгновения погибали десятки драконов, разрываемые прямо в воздухе. Их тела потрошили, не давая упасть, их жилы били фонтанами брызг, что пролились дождем на Драконье Плато. Кровь стекалась лужицами, струились ручейки, сливались в потоки и водопадами ниспадали вниз.
Местные реки окрасились красным. Река Хронгар, протекавшая своими водами мимо Аэроса и Мажа Хилль, бурыми потоками вещала тэви о том, кто победил в этот день. И победители не ведали пощады. Уже к закату все до единого драконы, веровавшие в Райвена, были убиты. И дети, и старые, немощные драконы.
Оставшиеся, те, кто не принадлежал ни к одному культу, либо под насилием публично молились Варранти, проливая свою кровь в ее честь, либо улетали из Райвироса навсегда. Сам же город во славу Кровавой Богини и в угоду ее самолюбию был переименован в Варрантес.
И лишь в одном сердце, несмотря на случившееся, сохранилась вера в Райвена. Глаза обладателя сего сердца видели сотворенный ужас – от начала и до конца. И скорбь переполняла его, словно воды переполняли реки по весне, но он не позволял себе выпустить ее наружу. Он знал, еще настанет время, когда он снимет свой шлем, и узрят его взгляд драконы…
Фриллы и морры
Длились года, длились десятилетия, и, проживая их с присущей морским эльфам беззаботностью и увлеченностью своими, да чужими творческими изысканиями, дети Фриллии сами и не заметили, как хорошо провели это время.
Фриллы построили множество новых дворцов, невероятных по своей красоте статуй и сложили множество томов в стихотворной форме о жизни своей в меньшей степени и об таинствах искусства – в большей. Морры же погрузились в самые темные и холодные глубины ущелий океанских и размышлений собственных. И там, блуждая во тьме пустоты и драмы, они забыли о своей неприязни к фриллам, что заметно сгладило отношения меж обоими городами – постепенно появились торговые связи, обмен произведениями искусства и даже заимствования стилей друг у друга. Особенно тому способствовала начавшаяся торговля меж Бийо и Мажа Хилль.
От тэви фриллы привозили в огромных количествах меха различного зверья, из которых эльфы быстро научились шить одежду. И если фриллов в шкурах привлекали их лоск, пышность и уют, то морры полюбили их за мрачность и стать. Даже сами фриллы признавали, что любой бледный и худой морр, исполненный собственного достоинства, смотрится в соболиной шкуре куда лучше своего голубокожего собрата. И, может, стали бы эти меха популярнейшей одеждой в Арс'Море, но беда была в том, что под водой они намокали и эльфы выглядели в них откровенно жалко.
И потому часть морров все-таки выбралась из глубин, дабы щеголять по улицам Бийо в мехах, благодаря чему между двумя городами начала завязываться дружба. И так постепенно и продолжался б сей процесс, если б не один случай, повлиявший на отношения между фриллами и моррами, как ничто другое.
Однажды близ Бийо в горе, покрытой лесом, поселился дракон – зверь для морских эльфов доселе неизвестный. Первые, кто его увидел, тут же сочиняили баллады и оды в честь его красоты, пускай даже если ранее и не были поэтами. Вторые – рисовали картины. Третьи же срочно пытались сотворить статуи, достойные драконьей стати. Но все их попытки увековечить сего дивного, неповторимого животного не могли передать всего того, то испытывали творцы.
Вскоре к дракону начали приходить десятки эльфов, ради того, чтобы хотя бы поглядеть на него, и тот, преисполненный раздражения и негодования, объявил плату за единственный взгляд на себя. Конечно же, фриллов это остановить не могло – в пещере дракона начало копиться золото, драгоценные камни, чудные по форме кораллы и прочие богатства. Но хозяину этих сокровищ того было мало. Постепенно плата увеличивалась, на дракона могли посмотреть лишь богачи, да гении искусства, коим это удовольствие оплачивали те же богачи, чтобы потом заиметь статую или картину у себя в личном дворце.
Помешательство на драконе перешло даже в моду – все большее и большее количество новых произведений изображали дракона. Его пихали повсюду, где только могли – градоправитель, например, спал в шикарном ложе, выполненным так, будто бы он возлежал в разверстой пасти монстра…
Но случилось так, что в один мрачный день, к дракону пришел бледный морр. Его звали Фархелл, и он выбрался из самого Арс'Морра только ради того, чтобы посмотреть на диковинное чудовище.
С собой он привез несколько сундуков серебра и рубинов, поинтересовавшись при этом, за что же приходится столько платить. Дракон ответил, что Фархелл зато теперь может сотворить любое произведение, какое он пожелает.
- Действительно любое? – переспросил творец, удивленно подняв бровь. Ведь все знали, что моррам никак и ни за что нельзя было разрешать такие вещи. Но дракону об этом никто не сказал, а потому он кивнул и добавил:
- Единственное условие: оно должно изображать меня.
- О, конечно, - злобно ухмыльнулся морр, - оно будет изображать тебя и только тебя.
Признанный гений в своем деле, Фархелл одним заклинанием убил дракона, а затем сделал чучело из его шкуры, старательно сохранив его позу и в точности передав самодовольный взгляд. Так он его и оставил в пещере на горе собственных сокровищ…
Фриллы, узнав про это, были ошеломлены. Кто-то хотел было возмутиться, но мнение многих изменил тот факт, что вход в пещеру теперь был бесплатным. На дракона мог посмотреть любой, и большинство оказались наоборот благодарны Фархеллу.
К тому же, будучи истинным деятелем искусства, он роздал все богатства их хозяевам, некоторые из которых все же оставили в пещере часть из них, чтобы сохранить гору, на которой лежал дракон. Чучело было признано одним из прекраснейших произведений искусства, сотворенных руками эльфов, а также символом дружбы между фриллами и моррами.
Многие в Бийо оценили таксидермию и отправились в Арс'Морр, чтобы научиться этому искусству. Так наладился контакт этих двух городов, время неприязни прошло, особенности мировоззрения морров были признаны необычным и интересным стилем мышления, а жизнерадостность и беспечность фриллов – их вполне терпимой глупостью.
Началось обратное воссоединение двух народов в единый народ фрилоррини.
Сильфы
Мир и процветание. Год за годом сильфы строили свой мир, стараясь воплотить в жизнь все свои мечты. Города поселения, построенные прямо в скальных стенах, нависающие порогами домов и верандами над пропастью, строились с такой любовью и вниманием к мельчайшим деталям, что, попадая в них, нельзя было найти и локтя необработанного, незамеченного камня. Все было покрыто резьбой, везде изображались сами сильфы, их Бог Аэрос и зависший в небесах райский остров, где они жили.
Свободная жизнь, искреннее добро, девственная чистота души, нетронутая злобой, завистью или властолюбием – всем этим мог похвастаться любой сильф в эти времена. Но не стал бы: они не понимали гордыни, она им была не нужна.
Конверы
Для свободных конверов, тех, кто не принадлежал к Гильдии, стала полной неожиданностью позиция спустившегося к ним с небес Эвента. Многие, кто веровал в этого Бога и молились ему в самые ответственные моменты экспериментов, надеясь на интересный результат, считали, что Бог был против Гильдии. Но оказалось, дело было ровно наоборот – именно Эвент и заложил в голову Протса эту идею. И именно он решил внести правила, ограничивающие всякого конвера в его научных изысканиях и попытках обнаружить свет истины.
Народ был в смятении… некоторое время. Почесав свои рыжие головы, они просто пожали плечами, отвернулись от своего Бога и продолжили опыты, не задумываясь ни о какой безопасности. Какая-то малая часть из них, правда, предположила, что высокорослый конвер, называвший себя Богом, попросту сошел с ума, и Эвент в действительности как настоящий исследователь был против Гильдии и каких-либо правил, и продолжила поклонение ему, но таких было немного.
Кто-то же внял его словам, кивнул, согласился и стал придерживаться Принципов Эвента, пополнив тем самым ряды Гильдии. Благодаря этому она разрослась. Дом Гильдии теперь выглядел чем-то похожим на замок, состоящий из десятков разнообразных пристроек, веранд, башенок и опасных мостиков, соединявший их на головокружительной высоте. Но везде, конечно же, были перила – ведь Дом строили по Принципам Эвента.
Гильдию окружал бамбуковый лес, где и проживало большинство ее членов, а также просто сочувствующие конверы. Те же, кто не принимал новых правил, ушли жить к берегам, а кто-то даже переправился на соседний остров, но об их судьбе никто ничего не знал.
На том все и успокоились со свойственным конверам умением принимать чужие мнения и не обращать на них внимания.