Мартин25.10.1935 20:04
Шанхай, Французская концессия
Лилун* Хуахайфан близ авеню Жоффр,
квартира Бориса Мерзлякина— Вот! Вот! — потрясая пальцем на здоровой руке, заявил Мартину Фаундбаскет, поспешая вслед за коллегой по мокрому тротуару авеню Жоффр, — вот почему у нас в Штатах многие не любят китайцев! Можно одеться в западные костюмы, говорить по-английски без акцента, но вот эту мерзостную сущность из них не вытравить! Спасибо хоть, до города довезли, — Фаундбаскет оглянулся по сторонам на европейского вида здания:
— Нанкин с его стенами по сравнению с Шанхаем выглядит деревней, я уж не говорю об этой дыре под названием Кантон, — продолжал разглагольствовать американец, — кое в чём Шанхай мог бы даже потягаться с Гонконгом. Там слишком чувствуется Британия, а британский консерватизм и засилие аристократии тормозит развитие, и поэтому нового Нью-Йорка или Чикаго не выйдет ни из Лондона, ни из Гонконга. А вот из Шанхая может получиться.
Мартин заметил ресторан поблизости и поспешил к нему, пока они с Фаундбаскетом окончательно не вымокли под дождём. Ресторан, как на подбор, тоже оказался русским (на авеню Жоффр вообще жило много русских), под названием «Медведь»**. Медведь, разумеется, посетителей и встречал — в виде чучела в русской старорежимной фуражке с красным околышем, стоявшего в вестибюле со сводчатыми потолками, расписанными фресками под Билибина.
— Ого, тут тоже есть русские, — прокомментировал убранство ресторана Фаундбаскет, оглядываясь по сторонам, — я нагляделся на них в Югославии.
Мартин прошёл к стойке администратора, попросил телефон и набрал номер Бориса. Борис ответил не сразу, а когда ответил, Мартин сразу понял, что в этот пятничный вечер русский занимается тем, чем русские обычно занимаются в пятницу вечером.
—
Алё, Оленька, — Мартин услышал голос Бориса, говорящего по-русски, и ему даже показалось, что из трубки дохнуло чесноком и перегаром. — А? Хус дат? — Борис перешёл на английский, — Мартин? Ло-онг тайм но си, Мартин! Вазап? Филм? Кодак? Айв гат а шитлоад оф ит эт май плейс, ай нид ит но мор. Куз айм бро-о-ок, детс вай! Ю кэн тэйк эври факин тинг инклудинг алл оф май кэмерас, эксепт фор май фатерс ван, ай нид нафиг анимор, эксепт фор зе фатерс кэмера, ай стилл нид ит, бекоз ай вонт то би бёриед тугезер вит ит. Эмбрейсинг ит лайк май дирест да… Ват? Маски*** зе мани, май фрикин лайф из фрикин овер энивей. Е, ю кэн кам овер нау. Ю диднт хэв то колл, ю кэн кам овэр эни тайм… эксепт фор вэн айм факинг Ольга, со экшелли ю дид хэв ту колл. Ду ю ноу Ольга? Шис зе свитест…
До дома Бориса ещё нужно было добраться, поэтому, не дослушав рассказ пьяного и разорившегося русского фотографа, Мартин бросил трубку, и, оставив пару мао**** на стойке, поспешил к выходу, у которого (как обычно у ресторанов в такое время) дежурил велорикша. Через пару минут Мартин и Фаундбаскет стояли у подъезда непрезентабельного кирпичного дома, находящегося в глубине одного из шанхайских лилунов, выходящих на авеню Жоффр.
— Экзотично! — воодушевлённо прокомментировал Фаундбаскет, задирающий голову на длинные стержни для сушки белья, высовывающиеся из окон и доходящие чуть ли не до стены противоположного дома в узком переулке.
Поднял голову и Мартин. Единственное окно, где на стержнях висело бельё, вымокая под усиливающимся дождём, было тёмное окно Бориса на третьем этаже. Вероятно, Борису было не до белья.
Мартин и Фаундбаскет поднялись по узкой тёмной деревянной лестнице, прошли по коридору, аккуратно обогнув пятилетнего белобрысого ребёнка, который играл с машинкой рядом с открытой дверью одной из квартир (из квартиры доносились русские голоса и пахло стряпнёй), и, наконец, остановились у двери Бориса. Мартин нажал кнопку звонка. Звонок не работал. Мартин постучал.
— Иду, иду, — донеслось по-русски из-за двери. Послышались звуки открываемых замков, и дверь раскрылась на ширину цепочки. В тёмном проёме показалось заросшее рыжей щетиной лицо Бориса. — А, итс ю, — сказал Борис, захлопнул дверь и открыл уже полностью.
За дверью была тёмная прихожая, заваленная фотохламом (в углу стоял старый сломанный фотоувеличитель. Насколько Мартин помнил, он всегда тут стоял).
— Ю кэн невер би ту кэрфул зес дэйс, — загадочно сказал Борис, извлёк из-за спины руку с револьвером и сунул оружие в карман засаленного ватного халата с драконами. — Ком, ком, ком, майн либер фройнд, — Не обратив никакого внимания на Фаундбаскета, Борис повернулся и пошёл в комнату своего жилища, служившую ему спальней, кабинетом, столовой и вообще чем угодно. Сейчас на столе рядом с диваном стояла глиняная бутылка китайской гаоляновой водки, стакан, пепельница, полная окурков, сковорода с недоеденной яичницей и фотография девушки в рамке.— Ю ноу, — заявил Борис, сгребая с полок шкафа кассеты с плёнкой, — ши коллс ми а джёрк. Ши коллс ми а лузер. Велл, ай мей би а лузер, бат ду ай лук лайк а джёрк? хелл ноу! — Борис обернулся к Мартину и сунул ему с десяток нераспечатанных кассет. — Бат! — Борис поднял указательный палец и сунул правую руку в карман халата. — Иф ю донт дринк виз ми нау, юр май мортал энеми. Энд ю ту, вац ёр нэйм! — вытянув шею, крикнул он Фаундбаскету.