Собачка и вправду угомонилась, как только Мартин отошёл от двери, и, победно тявкнув на журналиста ещё раз, удалилась назад. Мартин же тем временем шёл по пустому коридору — если чувство направления не подводило журналиста, то именно в этом направлении был фасад Шанхайского клуба. Мартин вышел в длинный коридор с рядом дверей, за которыми наверняка должны были быть комнаты, выходящие на Бунд. Дёрнул за одну — закрыта! Дёрнул за другую — и эта открылась.
За дверью было что-то вроде небольшого курительного салона: здесь в кружок вокруг низкого столика с изогнутыми ножками стояли мягкие кресла, а чуть в стороне был сейчас погашенный камин. На ореховых стенах в потускневших от времени тяжёлых позолоченных рамах висели портреты каких-то людей, которых Мартин с ходу не узнал, и, в тонких рамках под стеклом, фотографии, пейзажи на которых были знакомы журналисту с детства — старый Бунд, ещё усаженный деревьями и двух-трёхэтажный, без всех тех зданий, построенных в конце десятых и двадцатые, которые формировали облик города сейчас:
Но самое главное было то, что в этой комнате было целых два окна. Оба они сейчас были раскрыты, и влетевший в комнату порыв ветра трепал занавески. У одного из окон стоял низенький и пузатый мужчина хрестоматийной семитской наружности (как из брошюрок Геббельса) лет пятидесяти в полосатых брюках на подтяжках, белой рубашке и галстуке. Рядом с ним на подоконнике стоял толстостенный стакан с виски со льдом. Початая бутылка стояла тут же. Мужчина тут же обернулся к Мартину:
— Закройте дверь, дует! — требовательно обратился господин к журналисту и отвернулся назад к окну, упёршись животом в широкий подоконник и выглядывая из окна вниз.
Поняв, что поднимать скандала господин не собирается, Мартин переступил порог и, прикрыв дверь, прошёл к соседнему от господина окну и наконец-таки выглянул наружу. И понял, что, хоть он и опоздал к началу драмы, к развязке всё-таки успел.
Вид из окон Шанхайского клуба открывался замечательный, и видно отсюда было не только Бунд, но и сверкающую в вечернем солнце Хуанпу, и первыми Мартину бросились в глаза именно японские военные корабли, о которых он столько слышал, но вот только сейчас смог увидеть их воочию:
Крейсер «Юбари» и канонерки разворачивались. Осторожно и медленно двигался громоздкий даже для широкой Хуанпу крейсер, закладывая разворот, и пыхтели широкими трубами низкобортные канонерки, разворачиваясь вместе с флагманом. Было очевидно — японцы уходят, продемонстрировав свою силу, но так и не решившись её применить, и непонятно, что подвигло японского командира эскадры на такое решение: приказ руководства? собственное решение? или происходящее на набережной?
Мартин перевёл взгляд на набережную. По широкой проезжей части, прочь от пришвартованных к набережной дебаркадеров, бежали люди — серо-чёрная масса в рабочих куртках, чаншанах, пальто, в шляпах, круглых шапочках и с непокрытыми головами, — толпа, уже неплотная, разбегалась прочь, обтекая поваленный набок трамвай и догорающие автомобили. В толпе Мартин заметил коляску велорикши (и как уцелела?) с закреплённым на борту флагом Китайской Республики, которую сейчас толкали, поспешая бегом, с десяток человек — видимо, отвозили раненых.
— О, красавцы наши! — раздался довольный голос господина у соседнего окна, который совсем уже улёгся пузом на широкий подоконник и, вытянув мясистую шею, наблюдал за происходящим непосредственно под окном. Перегнулся через подоконник и Мартин.
Под окнами Шанхайского клуба двигалась пересекающая набережную шеренга бородатых бойцов в тюрбанах и с винтовками с примкнутыми штыками в руках. Сопротивления они почти не встречали — проезжая часть перед сикхами была пуста, и лишь с десяток недвижных тел лежало перед ними. Лишь метрах в пятидесяти от сикхов какие-то китайцы всё ещё пытались задираться, крича что-то сикхам и отступая: Мартин увидел, как в сторону сикхов полетела бутылка, не долетела, разбилась об асфальт. Бросивший бутылку китаец пригнулся и побежал прочь от сикхов, закрывая голову и, видимо, ожидая выстрелов в спину. У одного из лежащих на асфальте человек присели двое, подхватили его под руки, торопливо потащили прочь, крича что-то.
— Уплывают! Уплывают! — донёсся до Мартина звонкий китайский голос с набережной. Кричал какой-то парень, умудрившийся забраться на фонарный столб и сейчас показывающий оттуда на японские корабли.
— А, как они их, вы видели? — довольно обернулся к Мартину господин, слезая с подоконника.