Остин:24.10.1935 18:32
Шанхай, китайская часть города,
Район Хункоу, база японской морской пехотыПодмоги для Чжана добиться не удалось: Фэрбенкс заявил, что все наличные силы всё ещё патрулируют улицы Сеттльмента — кто знает, как китайцы прореагируют на разгон их демонстрации и не выльется ли это во что-то худшее. Поэтому со свободными констеблями пока туго.
Позвонив в китайскую полицию (взял трубку капитан Чжай) и передав запрос на установление личности Ляо Таокуана, Остин спустился вниз, взял знакомый побитый форд и покатил на север города, в Хункоу.
Проезжая по той части района, которая относилась к Сеттльменту, Остин понял, почему у SMP сейчас не хватает констеблей: можно было подумать, что Муниципальный совет ввёл военное положение и с минуты на минуту ожидает если не погромов, так вторжения — по улицам ходили усиленные патрули китайской полиции и даже полицейские-иностранцы (видимо, детективы из отделений Хункоу и Янцзыпу). На границе же Сеттльмента Добровольческий корпус уже выставил блокпост: и колючая проволока, и мешки с песком, — всё это было уже готово и использовалось и в двадцать седьмом (чего Остин не видел), и в тридцать втором (чему он был свидетелем), а потом разбиралось и хранилось до поры до времени в подвалах-бомбоубежищах близлежащих домов, откуда сейчас русские солдаты вытаскивали всё это добро и устанавливали на перекрёстке, оборудуя пулемётные гнёзда и укрытия.
Здесь Остину пришлось остановиться — нет, документов проверять никто не собирался, но узкая открытая для проезда полоса дороги между проволочными заграждениями вызвала небольшую пробку, в которой Остину пришлось простоять около пяти минут.
Проехав, наконец, на китайскую часть города, Остин не мог не отметить, насколько более беззаботно относятся к безопасности китайские власти: мало того что никаких укреплений тут не было и в помине, но даже и улицы, на которых проживали точно такие же японцы, как и в прилегающем районе Сеттльмента, патрулировать никто не собирался — во всяком случае, не более чем обычно. Так, оставив за спиной солдат с винтовками, пулемётные гнёзда и колючую проволоку, можно было бы подумать, что ничего и не случилось вчера — так же мирно и спокойно выглядела китайская часть района Хункоу, и даже тут и там видневшиеся следы прогремевшей здесь три года назад войны воспринимались как элемент местного колорита, настолько к ним привыкли шанхайцы и шанхайлэндеры.
Мирное ощущение пропало на подъезде к баракам японской морской пехоты, когда Остину повстречались три грузовика с японскими военными номерами и пулемётами на крыше кабины, битком набитые низенькими и смуглыми матросами в бескозырках и с винтовками. Что удивительно, на подножке одного гонящего под двадцать миль в час грузовика висел господин в цивильном пальто и шляпе — наверное, японец, кто же ещё, но с чего бы вдруг ему ехать вместе с морпехами, да ещё и на подножке?
Оставив машину у длинного серого забора с колючей проволокой по верху, которым была окружена японская база, Остин двинулся ко входу. Здесь царило оживление: не менее полусотни азиатов, кто с японскими флажками в руках, а кто с нарукавными повязками с красным кругом, стояли на противоположной от ворот стороне дороги, видимо, ожидая чьего-то появления. Рядом с воротами стояли и журналисты с фотоаппаратами с большими металлическими вспышками (на город уже спустился вечер). Эти тоже кого-то ждали.
Постучавшись в дверцу проходной в стороне от больших ворот, Остин через пень-колоду объяснился с плохо говорящим по-китайски и вовсе не знающим английского японским морпехом, и уже через несколько минут капитан Найто пригласил коллегу внутрь.
— Добрый вечер, мистер Рейнордс, — поприветствовал Остина японский детектив, поклонившись. (Английский капитана был далеко не так чист, как у атташе Ямагути или Инокумы.) — Рад приветствовать вас на нашей базе. Не будем терять время, пройдём на гауптвахту. Буду рад выступить вашим переводчиком.
Двигаясь по широкому плацу мимо пятиэтажных (земля в Шанхае была дорогая) казарм к приземистому зданию гауптвахты, Остин заметил группу офицеров и гражданских лиц, двигающихся откуда-то к воротам.
— Посор, — заметив взгляд Остина, прокомментировал Найто, а, увидев замешательство в глазах детектива, пояснил: — Не барьный зар, а наш посор. Японский посор. Приретер из Нанкина.
Где-то ведь тут за городом у них, японцев, и аэродром свой был, на другой военной базе, вспомнил Остин. И танки там у них тоже стояли, но в городе так и не показались, и крейсер ушёл. Может, и вправду, кризис преодолён?
Ричи:18:20Оставив сержанта Ю работать с «патриотом» Цао и дальше, Ричи направился к себе, но на выходе из изолятора его окликнул дежурный:
— Господин инспектор! Старший инспектор Рейнольдс передал вам записку!
Чжан:18:33И ещё час прошёл за кропотливой и утомительной работой, требующей постоянного неотрывного внимания — стоило только на минуту отвлечься, прислушаться к болтовне продавщиц или задуматься над тем, что Янхун-то наверное, уже пришла с работы и сейчас, конечно, готовит еду для себя одной, не ожидая Чжан Дуна домой раньше десяти, — и пропускал детектив очередного прохожего, выходящего из переулка, и тут уж, ругай-не ругай себя, а только и оставалось занести в блокнот короткое «муж., вышел» и время. Сейчас, к половине седьмого вечера, в записях Чжан Дуна насчитывалось уже с полсотни отметок о мужчинах, входящих в переулок и выходящих из него, — а ведь был другой переулок, через который люди тоже могли проходить к «Хардун-билдинг», и машины тоже подъезжали к воротам — самые разные, и их Чжан тоже кропотливо заносил в блокнотик, и номера записывал.
Так и сейчас, привычно записал он в блокнот: «чёрн., легк. (марку этой машины Чжан не разглядел), F4488, въех.» — сначала записал, а только потом и обратил внимание на номер: две четвёрки, две восьмёрки!
В Китае, где слово «четыре» в большинстве диалектов (в т.ч. и в шанхайском) созвучно слову «смерть», четвёрка считалась очень несчастливым числом, и до того её не любили китайцы, что зачастую не было в новых построенных домах четвёртого этажа (в Шанхае меньше, а вот в Гонконге повсеместно). А вот восьмёрку китайцы любили — на кантонском эта цифра произносилась созвучно слову «богатеть», и, хоть ни в стандартном китайском, ни в шанхайском созвучия не было, но давно уже распространилась мода на восьмёрку с Гуанчжоу и Гонконга на север, и уже по всей стране теперь и свадьбы китайцы назначали на восьмые числа (желательно августа), и на восьмых этажах селились с удовольствием (где были они, восьмые). А здесь номер — две четвёрки, две восьмёрки! Такой простой нумерологический шифр понятен любому китайцу с детства: два раза по четыре — множество смертей, два раза по восемь — большое богатство. «Богатею, убивая направо и налево», вот что это значит. У «зелёных» такие или подобные им номера чуть ли не у каждого.
Машина остановилась у въезда во двор «Хардун билдинг» — видимо, водитель о чём-то говорил с охранником в будке.