24.10.1935 15:13
Шанхай, Международный сеттльмент,
авеню Эдуарда VII, редакция «Шанхай Таймс»
На авеню Эдуарда VII была пробка. Нечастое зрелище даже для трёхсполовиноймилионного Шанхая: у здания редакции в сторону Бунда протянулась цепь из автомобилей, автобусов и велорикш, зажатых между автомобилями и потому не имеющими возможности вырулить (а юркие пешие выруливали и сворачивали на боковые улицы). В сторону же от Бунда ни одной машины не ехало, и сторона авеню, относящаяся к Французской концессии, пустовала.
Подивившись этому обстоятельству, Джулия привычно толкнула плечом тяжёлую дверь редакции (и ведь швейцара не поставят, скупердяи!), взбежала на третий этаж, кинула взгляд на часы над дверью – без двух минут три, как раз успела! – открыла дверь родного отдела…
…только чтобы увидеть, как коллеги столпились вокруг массивного «Телефункена», из которого лилась мелодичная китайская музыка. Но уж, конечно, не музыку послушать они собрались: напряжённо, упёршись локтями о колени, сидел на стуле рядом с приёмником Том Миллер, грузно уселся на краю стола Боб Клоповиц, присела на краешек стола и Кэтти Чу, нервно барабанил пальцами в такт песне по корпусу приёмника Джо Сильверстоун, и только Мартин Херингслэйк сидел чуть поодаль с обычным для себя флегматичным и отстранённым видом, хотя, надо думать, слушал тоже очень внимательно. А вот Джимми Чена в отделе, как и вчера, опять не было.
– Джул! – воскликнул Джо, единственный стоявший лицом к двери. – Иди сюда! Чан Кайши сейчас будет выступать!
Джулия поспешила к радиоприёмнику, и уже через пару минут песня прервалась, и раздались позывные Центрального нанкинского радио, и торжественный голос диктора произнёс: «Граждане Китайской Республики! Передаём обращение Председателя Военного совета Китайской Республики генерала Чан Кайши к китайскому народу». Загремели и стихли фанфары, и в тишине раздался уверенный голос главы Китая – лысого подтянутого господина с седеющими усиками, предпочитающего военный мундир гражданским костюмам, говорящего звонким фальцетом с отчётливым чжэцзянским акцентом:
– Дорогие соотечественники, – начал Чан Кайши. – Сегодня я обращаюсь к вам в связи с имевшим место вчера в Шанхае инцидентом, повлекшим за собой гибель нескольких десятков человек. – Чан Кайши сделал паузу. – И в связи с сегодняшней реакцией японского флота. Вчера в Шанхае, – генерал Чан говорил тяжело и размеренно, – организованной группой корейских и китайских коммунистов были убиты генерал японской армии и вместе с ним несколько десятков гражданских лиц, около половины из них китайцы. Не имеет значения, какие разногласия и противоречия разделяют нас и японцев, – терроризму нет места в отношениях цивилизованных государств, и ни одно обстоятельство, имеющее отношение к прошлому, настоящему или будущему Китая, не может оправдать подобного варварского злодеяния.
«Вот тебе и на!» - читалось на лицах собравшихся вокруг радиоприёмника. Чан Кайши в очередной раз развернулся на 180 градусов, полностью отказавшись от патриотической антияпонской риторики и сменив позицию в отношении терроризма, которой он придерживался всего-то три года назад. Тогда, в апреле 1932-го года, когда террорист (тоже, кстати, кореец!) убил в парке японского генерала (и тоже, кстати, гранатой), Чан Кайши в своём выступлении заявил, что один юный патриот сумел сделать то, чего не смогла сделать вся китайская армия (месяц назад наголову разбитая в том же Шанхае). А теперь от открытого восхваления терроризма Чан Кайши перешёл к его осуждению!
– Именно варварского, – продолжил Чан Кайши, – и именно варварами стремятся представить нас, китайцев, те, кто устроил это преступление, – и очередную паузу выдержал генерал Чан, – коммунисты. Это они хотят спровоцировать Японию на агрессию против Китая! – голос генерала взлетел, звонко задрожал. – Это они готовы убивать не только японцев, но и своих соотечественников ради этой цели! Это коммунисты готовы привлечь на Китай очередные неисчислимые несчастья ради своей сиюминутной выгоды! Это они, люди без роду и племени, по своей воле отказавшие себе в праве называться китайцами, принявшие иллюзию интернационализма, отрёкшиеся от пяти тысяч лет истории, культуры и самого нашего народа, самого имени его, как сделали они это в России! Это дело их рук. Это они устроили эту провокацию.
Здесь Чан Кайши тоже развернулся на 180 градусов, но в этом вопросе он определился уже давно (но навсегда ли?). В 1920-е Чан Кайши был горячим поклонником молодого Советского Союза, а в триумвират лидеров, коллегиально управлявших тогда частью Китая, бывшей под контролем Гоминьдана, входил даже русский советник Михаил Бородин, а без указаний военного советника Василия Блюхера Чан Кайши вообще боялся отдавать любые приказы войскам. Доходило до того, что в начале 1920-х гоминьдановцы ходили по улицам Гуанчжоу (тогда столицы их территории) в нарукавных повязках с серпом и молотом, а старший сын самого Чан Кайши был направлен на учёбу в Москву (где жил до сих пор, выступая как пламенный коммунист и прокляв своего отца после его разрыва с Мао – надо думать, сделав это не до конца добровольно). А вот теперь Чан Кайши планирует направить своего второго сына, которому в следующем году должно исполниться двадцать, на учёбу в нацистскую Германию! Политика, ничего не скажешь.
– И прискорбно видеть, как японский флот с радостью и охотой откликается на эту провокацию, – продолжал Чан Кайши. – Японские корабли стоят напротив центра Шанхая, угрожая городу, парализовав его нормальную жизнь, заставляя горожан в страхе искать себе укрытие на территории иностранных концессий, опасаясь повторения событий тридцать второго года. Но событиям тридцать второго года не суждено повториться. Я со всей ответственностью заявляю японской стороне: если хоть один выстрел прозвучит из японской пушки, винтовки или пистолета в китайца, если хоть одна бомба упадёт на китайскую землю, если хоть один солдат осмелится перейти установленные разделительные линии, мы не ограничимся локальными столкновениями. Нет, мы будем сражаться! И мы знаем, что мы будем в этом не одиноки, что нас поддержат страны, чьи граждане в Шанхае сейчас подвергаются той же опасности, что и китайцы: это Великобритания, это Франция, это Соединённые Штаты Америки, и я уверен, что Японии нечего будет противопоставить совокупной мощи четырёх держав.
– Блефует, – прокомментировал по-китайски Джо. – Ну конечно, станут они лезть.
– А самолёты? – спросил Миллер.
– Тсс! – зашипели на них остальные.
– Но есть у Японии и иной выход. Обуздать амбиции зазнавшихся адмиралов, заставить их подчиняться приказам, увести свои корабли в море, прекратить создавать напряжение, прикрываясь мифическими «антияпонскими настроениями», которые сами они и нагнетают! И принять результаты независимого международного расследования причин случившегося. Даже не являясь членом Лиги Наций, Япония всегда может довериться экспертному суждению специальной комиссии Лиги, запрос на создание которой будет сегодня подан китайскими представителями в Женеве. Так и только так наши народы могут удержаться на краю пропасти и не скатиться в пучину разрушительной войны. Так будем же надеяться, что разум восторжествует.
«Вы прослушали выступление Председателя Военного совета Китайской Республики генерала Чан Кайши, – сказал диктор. – Выступление будет повторено через полча…»
Джо выключил радиоприёмник.
– Ну что, – фотограф обвёл взглядом коллег. – Побежали чемоданы паковать?
– Да погоди ты, – отмахнулся Клоповиц. – Может, ещё проскочим. В двадцать седьмом проскочили же.
– В двадцать седьмом тут японцев не было, – сказал Джо.
– А Лига Наций? – поинтересовалась Кэтти Чу.
– Да что им эта твоя Лига? – махнул рукой Джо. – Много эта Лига в Маньчжурии помогла.
– А самолёты? – снова сказал Том Миллер.
– Да, самолёты-то – что? – присоединился к нему Клоповиц.
– Знаете, что, господа, – поднялся со своего места Мартин, не дав Джо ответить. – Меня больше не самолёты, а этот шабаш на Бунде беспокоит. Там на Бунде народ протестует, – пояснил Мартин Джулии, догадавшись, что та может быть не в курсе.
– Мы тебе, кстати, звонили, – сказал Джо, – тебя дома не было, мы уж думали, ты куда-нибудь там сама убежала.
– Джо очень волновался, – сказала Кэтти.
– Ну конечно, я волновался! – сказал Джо. – После того-то, что с тобой в этом «Амбассадоре» случилось. А тут ты пропала куда-то ещё!
– И я думаю, что мне сейчас именно на Бунд, – продолжил свою мысль Мартин, подойдя к вешалке и снимая с неё плащ.
– Так там уже Чен, – напомнил коллеге Клоповиц.
– Чен шустрый парень, – сказал Мартин. – И иногда чересчур, – сказал он, уже надев шляпу и выходя из отдела.
Наверняка Джулии хотелось спросить, поинтересоваться, а почему же такая анархическая вольница сегодня царит в отделе городских новостей «Шанхай Таймс», где же всемогущий кайзер отдельно взятого отдела герр Леманн?
– А Леманна нет, – ответил на невысказанный вопрос Джулии Том Миллер. – У него какая-то важная встреча. А мы вот – сами по себе. Сейчас всё так быстро меняется, что на целый день давать задания смысла нет. Мы вот с Кэтти сейчас опять в Хункоу поедем, к казармам японским, может, там что поменялось.
– А я к консульству, – сказал Джо. – А потом, наверное, тоже на Бунд, если камеру не разобьют. Самолётики бы ещё сфоткать. Но они уже улетели, – покачал головой фотограф.
– А я тут, на телефоне, – сказал Клоповиц. – В Муниципальной полиции чёрт-те что творится.