Просмотр сообщения в игре «Шанхай 1935»

23.10.1935 21:15
Шанхай, Французская концессия,
авеню Жоффр, ресторан «Медведь»

Сергей:

Сергей нечасто ужинал в этом ресторане – не очень-то по средствам ему было обедать в таких местах, где за тарелку борща просили доллар, а маленький запотевший графинчик с водкой стоил и все два доллара. Но сейчас деньги были и сегодня вечером, проведя весь день в бессмысленном безделье и выйдя под вечер пройтись подышать воздухом, Сергей и сам не заметил, как сначала вывернул на авеню де руа Альбер, прошёл мимо сверкающего огнями Канидрома и вывернул на авеню Жоффр, считавшейся самой русской улицей Шанхая.



Проходил мимо закрытых по вечернему времени лавок и ещё открытых едален, по привычке думал, где бы поужинать, так же машинально считал, где выйдет дешевле, и вдруг ловил себя на мысли – денег-то много! Почти целая тыща долларов заныкана по разным местам, с ума сойти! И в кармане целых пятьдесят, это ж ужраться и упиться.

И такая вот чисто русская удаль накатила вдруг на Сергея, был бы снег – и шапку бы, наверное, в него бросил, и захотелось потратить денег – ну, может, не все, но так, хорошо поесть, выпить, наконец, по-человечески, и рож этих опостылевших не видеть, ни Иванкевича красномордого, ни Митеньку-дебила, ни Троицкого настырного, ни Волкову, ни скрипача этого, - хоть на вечер, а? И тут как раз «Медведь» рядом, а мимо русский человек с деньгами проходит – ну и как не зайти? И зашёл, конечно. И место занял за столиком свободным – мало свободных мест в зале сейчас было, не один Сергей из русских был с деньгами – сидели и господа какие-то прилично одетые, и дамы, молодые и не очень, да и нерусские тоже были, хоть и смотрелись инородно в этом отделанном деревом зале с росписями на стенах под Билибина и обязательным (ну как же!) чучелом медведя в старорежимной фуражке с красным околышем.

Вот и привычный уже соглядатай Сергея, китаец в долгополом чаншане, поколебавшись, зашёл вслед за Сергеем в ресторан и занял столик на другой стороне зала. Не без садистского удовольствия наблюдал Сергей за тем, как задумчиво и неуверенно изучает китаец меню (ещё и по причине стеснённости в средствах, надо думать) и как снисходительно глядит на него русский официант в переднике. То-то, наверное, мучается бедолага китаец, что заказать. А и поделом, нечего хвостом ходить.

Пока Сергей с интересом наблюдал за душевными терзаниями своего соглядатая, в ресторане появился ещё один китаец: военный, офицер, с саблей на боку. К офицеру сразу же подбежал официант, оглянулся по сторонам – нет свободных столиков в зале. И направился с ним прямо к столику Сергея. Ну привет, и поесть спокойно не дадут.

Фэй Чжан

Фэй Чжан в Шанхай вернулся только сегодня, первый раз за полтора года – полтора года по нищим провинциям, безлюдным горам, разорённым гражданской войной деревенькам, по слякоти, снегу и разбитым дорогам, и вот неделю назад капитану дали отпуск.

Гражданская война не заканчивалась, отнюдь – но затихала: Мао и прочие мерзавцы сумели-таки вырваться из всех тех – не очень цепких, надо признать, - тисков, в которых их зажимал генерал Чан, закрепились в своих «Освобождённых районах», как они это называли, сами наружу не совались, но и все попытки наступления отбивали – как вот последнюю, которой Фэй Чжан был свидетелем.

Свидетелем, но не участником – последние несколько месяцев его держали на бессмысленной и бесполезной должности заместителя начальника штаба полка одного из союзных сейчас нанкинскому правительству милитаристов. За этим и прикомандировали – следить за состоянием дел в полку, докладывать, если что, ну и постараться из парней каких-никаких солдат сделать. Солдат сделать из разношёрстого сброда не вышло, времени было мало, да и никто из командиров инициатив Фэй Чжана не разделял, опасаясь чрезмерного влияния чанкайшиста на своих бойцов. Итог был предсказуем: во время очередной «кампании окружения», как это гордо называлось, в провинции Ганьсу полк позорно разбежался после первой же контратаки коммунистов, побросав половину оружия. Винтовки, за которые нанкинским правительством было серебром уплачено, достались Мао, орудия достались Мао, даже полевая кухня – и та Мао досталась, сидят сейчас, наверное, пируют фэйчжановыми цзяоцзы.

После позорного поражения Фэй Чжана отозвали из полка и отправили в отпуск, и вот он приехал в Шанхай. Весь день Фэй Чжан ходил по городу, не зная, куда идти, чем себя занять и что делать: этот вавилон и так-то неестественно выглядел, а если ещё вспомнить, что – пускай далеко, но всё-таки в этой же стране сейчас идёт гражданская война, сотни тысяч вшивых, озябших, озлобленных людей сидят в окопах, заполненных осенней грязью, а ещё сотни миллионов живут в нищете, в покосившихся прогнивших фанзах с соломенной крышей на пару плошек риса в день и ни разу в жизни электрической лампочки не видали – а тут свет, музыка, люди в красивых костюмах и пальто, шлюхи с бижутерией, гладкие все такие, лощёные, и не верится, что вот так вообще бывает, чтобы одновременно здесь и там так. И ведь, страшно подумать, заботы-то у них тут какие, хоть уши затыкай, чтобы не слышать, – девочка плачет, что мама ей куклу не купила: а две недели назад Фэй Чжан сам приказал расстрелять солдата, изнасиловавшего и убившего такую же девочку. Какие-то молодые китайцы идут по улице, что обсуждают? собачьи бега, чёрт побери, собачьи бега! а их свестники сейчас в окопах в Ганьсу сами всех собак сожрали. И вот о чём с этими людьми говорить.

Фэй Чжан ходил по городу: прошёлся по Хункоу, посмотрел, стоит ли скотобойня, так ведь много всего за полтора года построили, могли её и снести, – нет, оказалось, стоит! Даже подкрасили её, отштукатурили заново, так и не заметишь, что вся была исщерблена пулями и осколками снарядов, если приглядеться только. Ну хорошо, скотобойню посмотрел, а дальше – куда? Пошёл на Наньцзин-лу: там ещё хуже, ещё больше света, ещё больше музыки, песен. Свернул, пошёл по какой-то улице темнее – вроде как спокойней тут, и как назло шутиху кто-то грохнул рядом: пригнулся рефлекторно, голову закрыл. Прохожие внимание обратили.

Шёл дальше, бродил по улицам, не узнавая их и не вспоминая их имён, глядел на новые модели автомобилей, которых не видывал, на фасоны одежды, на военных – американских, британских, японских, местных каких-то из добровольческого корпуса, а вот китайцев-то и нет почти: в Китае ли мы вообще или где?

Ещё дальше шёл, пока ноги не заболели уже, понял, что проголодался, завернул в первый попавшийся ресторан – тоже иностранный, как назло: вокруг одни лаоваи, музыка на непонятном языке, росписи по стенам какие-то. А к чёрту, есть-то не всё ли равно где. Официант-лаовай встретил у входа, извинился по-китайски, свободных столиков нет, говорит, если не против, сядете вон туда? Фэй Чжан против не был, прошёл, куда провели, сел за столик, смотрит – лаовай напротив. Сидит такой себе лаовай светловолосый в свитере, суп какой-то ест: красный, густой, белый соус какой-то плавает и жир капельками по поверхности, и пахнет резко так, пряно – фу. Риса нет, конечно, корзиночка с хлебом стоит, но и хлеб-то странный - чёрный какой-то, с зёрнами в мякоти. Лаовай, однако, вроде за обе щёки навёртывает.

Нет, говорит лаовай, не против я, садитесь, пожалуйста. Меню приносят, красивое, в красной бархатной книжечке, с узорчатой каёмкой вокруг каждой страницы. Китайских названий нет, есть по-английски и ещё какими-то непонятными буквами, это русский, что ли? Картинок в меню нет, и английские слова тоже непонятны: borscht, shchi, pelmeni, beef Stroganoff, белиберда какая-то. Что заказывать – неясно.