Чтобы поехать, наконец, домой, надо было ещё слезть с крыши, и Остину пришлось сделать последнее усилие над собой, перемахнув через проём между домами, в котором стонал раненый китаец, у которого, похоже, были переломаны все кости.
Мак, пребывавший в отличном настроении, доложил шефу, что взято трое бандитов более-менее здоровых и ещё трое тяжелораненых - у одного пулей Мака было пробито лёгкое, другой валялся с переломанными костями в подворотне, а третьего сикхи ранили в шею у заднего выхода, этот был совсем тяжёлый. Ещё четырёх положили: двух Мак (на крыше и одного внутри здания), одного, стрелявшего по машине из автомата, сикхи с улицы, ещё одного сикхи со двора. Потери сикхов состояли из одного раненного пулей в плечо водителя фургона.
Остину ещё что-то докладывали об обнаруженных винтовках, пистолетах и взрывчатке, но детектив только отмахнулся: завтра, парни, завтра, без сил рухнул на заднее сиденье форда и вырубился. Последнее, что он запомнил, была фигура полисмена-китайца, вызванного из ближайшего отделения, который оцеплял дом жёлтой целлюлозной лентой, и машину, привезшую из Центрального отделения поднятого посреди ночи фотографа Сида и Луизу. Луиза, выходя из машины, помахала Остину рукой и тот слабо улыбнулся в ответ, уже засыпая.
Остин не запомнил, как попал домой - скорее всего Мак и сикх-водитель занесли его в квартиру и, сняв с него плащ, кобуру и ботинки, уложили на кровать, закрыв пледом.
Проснулся Остин только в двенадцать дня.