Густой пар валил от земли извиваясь клубком червей могильных, белый снег кружился вокруг. Равнодушный такой.
Снежинки хоровод водили. Ветер вскрикивал нервливо, предчувствуя недобрую ночь. Иногда замолкал и тогда падала тишина благоговейная, пушистая и хрупкая вокруг, как в стеклянном шаре где пребывает в сладких грезах игрушечный городок. Млеет. Хорошее время для смерти, а может и нет...
Ледяные капли переливались в воздухе, яркие бисеринки от земли к небу кружевной мост протягивали словно. Порхали крылатыми птицами льдинки. Железнодорожная колея убегала в ночь, - чуть впереди, там где глазам не видно – расходились рельсы, спешили в разные миры. Ветвился путь теряясь во мгле.
Рельсы сплошь мерцающего серебра бегут в разные места – где-то солнце, где-то жара, а где и зима вечная, тихо спит, укрытая светом чуждо-фиолетовых звезд полыхающих на небе равнодушно. Одни тропинки в пустые миры шагают навроде Терранора, где только гниль радиоактивная и призраки разлагаются тоскуя о безвозвратном прошлом своем.
Другие дорожки дальше забираются, стремятся в необъятную широкую синь, дерзнув за горизонт заглянуть. А одна самая гиблая никуда не ведет, и не куда не заглядывает. Это тупиковая ветка. Рельсы там черные, заросшие бурым плотоядным мхом и выстроенные на костях, шпалы сукровицей преют, деревья мрачные подступают вплотную к насыпи. Белая поросль выросшая на мертвых могилах, трупные семена. На таких деревьях никогда листья не ростут, не шепчут, не поют свои зеленые песни, такие леса полнятся тишиной а отломишь сучок случайно и выступит черная кровь. Этот путь особый, он в темноту ведет а может и в ад прямиком, по нему только в одну сторону идти можно, только вперед. Назад не возвращается никто, таковы правила. Места дикие запретные, лес густой и тихий. Уродливый. Корявый. Стоят ржавые ворота перекрывая путь, автоматные башенки, крепости брошенные и поломанные железные стены, пытаются остановить надвигающийся мрак. Раньше здесь прожектора горели и люди служили, умирали повинуясь страшному своему долгу, преграждали темноте дорогу. Но это раньше. А теперь пусто совсем, теперь только волки друг другу глотки рвут и мрачные создания из бездны подглядывают. Даже электрическая линия обрушилась уже давно и ничто больше не охраняет. Не преграждает дорогу. Там-то....
А здесь. Вблизи мост чуть накренившийся, Экспресс неуверенно застыл на нем, раскорячился словно акробат потерявший равновесие свое вдруг. Белый луч попортил железо и сооружение накренилось слегка, исказилось в своих пропорциях.
Он еще стоит этот безымянный мост, держится ха мохнатые тучи. Нависает изящно выгнувшись над пропастью кружевной сказкой, - где-то внизу шумит вода и земля, порезанная бритвой словно, грудой камней падает в темноту. Как бы и Поезд не обрушился тоже…Опоры держат и железо еще не верит что поломано оно, но луч прошел сквозь мост, прошив крепкие восьмигранные болты и терранорскую сталь без сожаления. Так что. Стойкость иллюзорна.
В хвосте люди, а впереди затаились акционеры клопами, какие-то планы вынашивают свои. Ча под землей. И зверь на земле. А над всем этим проливает слезы угольно-черное небо оплакивая мертвецов своих, мир остывает словно провалившись с головой в прорубь, дрожит на ветру и, кажется солнце никогда не взойдет больше.
Нож вошел с хрустом под ребра, не слишком легко с сопротивлением даже металл пробил живое тело. Провернулся там кромсая плоть. Хрустнуло что-то, влажно чавкнуло под черным лезвием. Синий бархат алым окропился, расцвела ядовито-красная роза погубив дорогую ткань. Костю забрызгало кровью.
Удар в глаз. Агриил в темноту отлетел, невесомо скользнув на землю. Кровь мешалась с грязью обильно, Костя отошел. Агриил бился на земле открывая судорожно рот, глотал грязную воду, пытаясь перевернуться на спину, задыхался и хрипел.
Кровь изо рта хлынула, из носа, из раны под ребрами. Много ее было и выглядело все это скверно, Влад почувствовал дурноту когда к нему потянулась бурая грязь, чавкающая и жирная, наполненная красными пузырями. Человек этот на земле бьющийся в агонии, походил на пса, которого переехал грузовик. Только не скулил. В Зеленом свете телефонной будки, все это выглядело страшно. Люди казались трупами гнилыми в грустно-салатовых сумерках. В нос ударил запах смерти густой, горячий на этом холоде. Владу захотелось броситься к телефону и позвать милицию, пожарных, кого угодно. На помощь! Только не одному...Но он заледенел кажется, скованный смертной стынью. Оскальзываясь на мокром, балансируя с трудом подальше отошел официант, потом не выдержал, вместо того чтобы Элле помочь, согнулся напополам. Рвать его начало обильно. Он тоже открывал рот пытаясь что-то сказать, моргал бесцветными ресничками и его тошнило.
- Кккровь – только и смог выдохнуть. Нитка слюны повисла на дрожащей губе, Влад подскользнулся упал в свою же рвоту, но кажется не заметил даже этого,- того что повязка сползла, что он снова голый на ветру. Смерть. Костя. Кровь. Смерть. Все это околдовало его. И мерещился Владу пес с перебитым хребтом на асфальтой дороге, одинокий воющий пес среди целой кучи людей. Загребающий лапами инстинктивно рыжий боксер, пытающий отстраниться упрямо. Но уже... Уже все кончено. Пес воет, кусается, пучит глаз призывая на помощь. Но он и сам уже понимает, это конец.
Крови в Агриэле и правда много оказалось, она мешалась с дождем, пузыри лопались под ногами ярко алые и грязные. Пена изо рта. Сползало что-то с восточного человека, уходило вместе с кровью. Но еще бился, пытаясь встать глотал грязь, наконец перевернулся, упорно высматривая что-то в небе. Весь перепачканный в красном и черном. Кажется все силы ушли на то, чтобы перевернуться. Глаз заплыл, второй синий удивленно смотрел, порхая длинными ресницами, какие-то фразы проталкивал сквозь себя бессмысленные.
- Аче. Аче! – упорно повторял одно слово. Еще что-то говорил, фразы мешались, становились все более несвязным набором слов. Левая рука пыталась достать нож из под плаща, но путалась в мокрых складках
– Не так, все не так. Добей Аче. Добей! Отец где ты? …Аче? Почему вы все оставили меня? Нет…ссааа нет…? Добейте кто-нибудь, аче прошу…Потерян...Братья, где вы…Добейте…Савлашар…Аче…Ашаир, май вла…Араил…? Намараил? Почему один, почему всегда один...Аче...
Бился как рыба об лед. Уже глуше, уже не пытался встать, только слезы ползли из глаз, крупные капли дождя слизывали их, а слезы ползли соленые и горькие. Фразы. Упрямые фразы, жалобные, вопрошающие, требующие ответ... Кровь потемневшими сгустками хлюпала на губах. Упрямая рука билась судорожно пытаясь достать собственный нож, рука еще жила своей жизнью, рука была частью Агриила. Во всем остальном казалось другой человек умирает, все меньше оставалось в нем от привычного знакомца. Только моргал удивленно и плакал этот человек захлебываясь соленой влагой Большой Ча потянулся своими отросками к Ассасину, почуяв живое, металлические щупальца ожили. Агриэль косился, пытался отстраниться отползти, левая рука бессмысленно шарила по земле, скользила, марая грязью шелковую накидку. Длинные пальцы в грязи. Но он так и не мог достать не один из ножей. Даже найти не мог, только моргал подбитым глазом. Уже сдался, наверное сдался...Совсем побелел, и облачка пара все меньше становились вырываясь из носа. Ча был доволен предчувствуя пищу, которую не так-то легко найти в этих краях...