Nowhere. Это. Нигде. Над платформой сияло оранжевое солнце, переспевшим апельсином неторопливо катилось к смерти своей. Издыхало. Наполняя окружающее безлюдье тягучим жаром. Лиловые тени стелились под ногами, сухой воздух дрожал, изнывая в бесконечно сизом этом мареве вечного полдня. Полуночи. Или бог весть знает чего еще. Охапка тусклых звезд в вышине, дремотными светляками уныло пульсировала на небосклоне. Ядовито зеленом в цвет выгоревшей травы под ногами. Ползли облака, размазанные шпателем слишком тонко, мазки светло- серой краски. Щербатая платформа и разбитая скамейка, покосившийся лист с расписанием электричек никому не нужных более в этом месте, да ржавая пара рельс. Цементные шпалы, щебенка украшенная кляксами ядовито черного, смолянистого мха. Гудящая линия электропередачи, обвисшие провода и кружевные опоры, обильно тронутые ржавчиной. В цвет крови. За горизонт убегают. Как и колея. А. Поезд растянулся на путях, вещественно синий зверь морозцем попахивающий такой. Над ним провода, гроздья звезд одиноких и солнце увечное. Под колесами рельсы и жаркий ветер изнемогающий от жажды, порой вздыхает. Поднимает пыль, кружит желтые песчинки смерчем.
Все вместе это конечная, вокзал и недолгая стоянка. Добро пожаловать! Здесь нет жизни, ветка отрезана давным-давно и на карте машиниста Гарри стоит пометка «Не используется. В связи с…Инцидент!» Место. В которое так отчаянно стремился Наблюдатель Горан, укрытое от Бога, дьявола, кажется всех живых. Место. Для тех несчастных пассажиров, кто входит в список «уже не мертв».
Одинокий веснушчатый парень на скамеечке, жадно смолил сигаретку. Порой встряхивал головой нервно, прогонял докучливые мысли. Курил. Бормотал вслух и сам же перечил себе безумец. Грязные волосы слипшиеся сальными прядям, хриплый голос. Помятая пачка сигарет в руках, от которых уже нет проку, но надпись «Парламент» упрямо синеет, передавая привет из мира людей. А в этом месте…В этом месте все очень быстро сдыхает: сигареты бесконечны, а проку от них нет. Хоть сотню разом выкури все равно не помрешь, пробовали мы уже. И все же по привычке…Затянулся в последний раз, жадно, до фильтра выкуривая сигарету. Затушил бычок о скамейку с надписью -
"Хер соси", сделанной неизвестно кем и когда. Вздрогнул. Собаку перед собой разглядев.
Свистнул подзывая пса, еще помнил как это делается, - сложил трубочкой растрескавшиеся, обильно болячками украшенные губы. И посвистел:
- Ну-ну хороший, иди сюда! Откуда ты здесь, ай-яй, признавайся…- Что-то. Кто-то. Мысли одинокого странника пусты, хаотичны, калейдоскопом в голове расцветают серией бессвязных картинок. Между собой. Молодой человек: бледно серая кожа на лице, глубоко запавшие глаза, пакля свалявшихся светлых волос. Глаза примечательнее всего: карие или желтые быть может, пристальные, живые…горят внутренним огнем словно, все еще полнятся силой. Он долго ждал. Чего-то. Кого-то. Собака означала шанс, жизнь и конец. Пошел, как слепой выставив руки вперед, пловец под водой, у которого почти не осталось воздуха. Ему уже не всплыть.
Nothingness. Это. Ничто. Звонкий удар. Хлесткая пощечина. Обида раздражение и горечь, накопившаяся разом. Голова дяди Кости дернулась нелепо, небритая щека покраснела. Элла ощутила боль в руке. Победную и приятную себе такую. Блондин не свалился в нокдаун, не отлетел в дальний угол конечно, но Кай приумножил девьчью силу как мог, а потому удар все же заставил Костю замолчать. Прикусить язык от неожиданности, нелепо дернув головой.
- Вы ять еще подеритесь, любовнички хреновы! – Фыркнул Гарри, поглядвая на Эллу с уважением – А вообще молодец девчонка, драная нах дырка…Но…Бля…Среди этих баб - мужик!
Машинист утер пот. Сально улыбнувшись к Костику подошел, руку на плечо ободряюще положил. Мол. « Ну-ну, неудачный день миленькая моя. Понимаю. У всех бывает»
Лихорадочный блеск красных глаз. Зубастая улыбка птичьего машиниста, испуганная и наглая одновременно - замечательно желтые зубы, острые, крепкие, вопреки кариесу-то. Клыки внушают уважение.
- Ну давай бля облобызаемся чтоли, перед смертью драный нах Снежок – Гарри кивнул. – Туда сюда. Любовь морковь. Ты была верной девочкой, но вот засада же…(томно вздохнул, издевательски бровки сдвинув) не любит старина Гарри слишком доступных-то шлюшек…
И удар. Абсолютно недостойный зато уж наверняка, - коленом в пах, крепким кулаком в зубы. Просто и надежно. А Гарри никогда и не обучался в пансионе для благородных девиц вообще-то. Простая жизненная истина, - либо ты бьёшь, либо тебя. На счастье будущих потомков магического К.Е. Гарри бил в обличии человека, утешение маленькое, но все же…..
- Сууууука. Изза тебя! Сдохнем все!!! Ну бля, держись девочка…- Блеснул надфиль в ладони, замечательно острая заточка. Гарри зарычал. Огонь полыхнул сильнее. Когда дверь открылась, надфиль шмякнулся об пол в лужицу варенья прямиком. Умный дракон железячку дернул под шумок, он хоть и ящер а все ж мужик. Свойский к тому же. С понятиями.
Больная голова Кости подробностями взорвалась, воспоминаниями, до поры до времени упрятанными тщательно. Удар пришелся кстати.
…Старый источник, одинокая колонна среди папоротников и кружащийся снег над головой. Тихими созвездиями мерцает. Константин Евгеньевич выдыхал облачка пара, улетали туманностями в поскрипывающую льдистую вышину эти облачка. Было и холоднно, и щекотно и очень жарко одновременно, хотелось думать о глупостях разных, - колонна упавшая. Дорическая, ионическая, коринфская -вялая ревизия плесневелых фактов в голове, времен школьной скамьи...Дорическая это воин, кажется похожа. Знаки на греческие не тянули - спирали, человечки схематичные, отпечатки ладоней. Призрачные прикосновения тех, кто ушел уже давно. "Здесь, по велению короля...."
По первости мир был слишком ярким, клубничным на вкус, ненастоящим каким-то. Лакмусовым. И очень пронзительным, -каждое мгновение крепким лимонадом можно было ощутить на вкус словно, газом в нос, били минуты наполненные впечатлениями. Резной лист плавающий в воде, ноздреватый мокрый камень, изумрудный мох. Подробностями. Все это казалось важным.
Наполненная горячей водой, ванная. Дальше только пропасть и свист ветра в ушах. Оглушительно пахло дождем и морем, на языке соленый вкус ощущался. Соли, крови, смерти, гниющих водорослей, вересковых склонов цветущих. Свой аромат был у ленивого снега мокрого, серого неба, и кажется целой вселенной. Урмиил-Горан-Исфраил, пропахший насквозь елками, объяснял дяде Косте скороговоркой читая будущее...
« - Он будет стрелять в вас Константин Евгеньевич, выстрелит наверняка, чтобы убить. Да и убьёт скорее всего, но не бойтесь. Смерть означает жизнь, выбор сделан. Правильный путь на Северо-восток, отправьте Гарри в кабину, Агриэль вам поможет. Когда они решат вас скормить, ключ будет лежать слева. На третьей полке слева. Замотайте лицо и помните о часах – если стрелки пойдут как надо, значит выход близко. Там ангелы плачут кровавыми слезами, запомните! Это важно. Доведите Гарри до его кабины и замаскируйтесь по возможности. Они не должны видеть живых, это главное условие, не должны увидеть – тогда вы сможете выйти и забыть обо всем. Позаботьтесь о людях. На магию не полагайтесь, в этом месте она лжива. А может и вовсе оставит вас, вы умерли и родились заново, готовьтесь принять последствия. Привыкайте. Рассчитывайте только на себя. Если вы встретите его…это вопрос совести конечно, он может захотеть помочь вам наверное. Но мертв, давно мертв. Вы не спасете того, кто умер в темноте. Помните купе? Столько грязи было...Уже ничего нельзя сделать, они сожрали его целиком. Понимаете. Но лучше не говорите ему об этом, жестоко лишать надежды человека. Пусть он поможет, так обретет покой дарованный Наблюдателем. Контракты всегда лежат справа, служебное купе 23. Порвите их. Опасайтесь молчания Микериила, если все пойдет как надо, я сам проведу вас. Если меня не будет…значит пойдете сами. Однако будьте осторожны, разорвать – значит убить, смотрите под горячую руку не уничтожьте свой. Кукольника я возьму на себя, поможет думаю нам этот тип…
Never. Это. Никогда.Элла произнесла слова. Дверь открылась, впустив глоток свежего воздуха, пропахшего отчего-то металлом и ржавчиной воздуха, зубной болью отзывающегося в теле. Пламя боязливо отступило, Джек радостно залаял, не смея впрочем пересечь порог, задрыгал хвостом переминаясь с лапы на лапу. На пороге искрится радужная паутинка, старательно вытянутая поперек прохода. Рядом с собакой человек в форме проводника, на полу сидит выжидая. Курит.
Светлые волосы грязными прядями, средний рост. Поднялся. Карие глаза, пронзительный взгляд наполненный силой и добротой. Тонкой иголочкой пронзили эти глаза сердце Эллы, шевельнулся Кай - права была Даша. Можно было с Наблюдателем спутать ненароком, а можно с Владом, только вот, что-то иное в чертах пришельца сквозит …У Влада не хватает силы, он нытик и слюнтяй, и лицо детское совсем у официанта. У Горана напротив, слишком много силы, насмешки в глазах, презрения. Боли терзающей, которую так остро ощущала порой Элла. Так похож на этих двоих, и в то же время…роднее, человечнее друг. И это слово "друг" - он не может быть врагом, вызывает доверие отчего-то. Глаза не врут ведь, душа в них просвечивает - хорошая душа. Обилие веснушек на сероватой коже, улыбчивые губы. Надежда.
- Вы пришли чтобы меня спасти, верно? Собака…Ведь здесь не бывает собак, значит это мой знак. Я Прощен – указал пальцем на паутину, смакуя слово – Про-щен…Так они питаются, берут ваши воспоминания. Лучше думайте о хорошем, тогда не сразу забудете. Я помогу вам, всегда знал что Бог со мной. Я Николай. Ник. Так проще…зовите Ником. Да. Это правильное имя. Я видел Ликвидаторов, значит времени мало, все ждал и ждал. Все время ждал вас, ведь так не может быть, чтобы человека бросили как потерянную игрушку...