Пространство вагона конвульсивно дернулось, словно птица хлопнула крыльями, тряхнула головой лошадь, вздрогнуло не желая выпускать волшебника.
Ноги ударили в пол, по ковру пошли круги, словно сухощавый маг весил, куда там вашему слону. И хотя величины эти измерялись не в килограммах, а к Ньютоновской механике отношение имели такое же, как сам Константин Евгеньевич к стюардессе международных авиалиний Нинель… Иными словами имели эти величины Ньютоновскую физику и так и эдак… блондину было сейчас от этого не легче.
-Снова между нами города… взлетные огни аэродромааа…
Шаг за шагом - между полом и узкими ботинками сверкают разряды статического электричества. В руку проводнику отправляются четки и мелок. Короткий кивок в сторону Рачевского, остальное, мол, в пиджаке.
Рачевский с пиджаком в руках. Мерно качается вагон... и тянет так, словно следом за блондином выворачивается все купе. И страшно хочется курить. И Агриэль этот... скалапендроморф... дурак.
-Константин, спешу Вам сообщить, что Вы - дурак. Ясно тебе? Ду-рак ты…
-А ты - сколопендроморф, -осадил друга Костя. Новое словечко, он подцепил в одной из тех редких, малопонятных книг, уже некоторое время копившихся у мальчишки дома, чем теперь несказанно гордился.
Книги были старые, пыльные и вели себя непорядочно. Некоторые перед грозой, часа за два, начинали пахнуть озоном. Другие самым беспардонным образом, ползали с одной полки на другую, стоило лишь отвернуться, третьи…
-Чего? –Вилкин даже опешил. –это кто выпендривается? Сам-то..
-Ой, слушай… иди уже отсюда… -Костя от самой электрички терпел без сигарет и раздражение постепенно начинало накапливаться.
-Ну знаешь! – белобрысый Вилкин подскочил, собираясь бросится на друга с кулаками, но тут же был сбит на землю
-Совсем сдурел?! –зашипел Костя, зажимая другу рот рукой – все испортишь, скалапендроморф.
Мальчишки устроились за здоровенным, с хорошего быка размером, валуном. Камень был густо покрыт лишайниками и забавно похрустывал, если на него навалиться. Вокруг морем разливались цветущие луга. Из высокой травы чуть подальше - на 10 и 15 часов, как провозгласил важничавший Костя, торчали еще две горбатых каменных спины. В центре треугольника, образованного камнями покачивалась Бурая Твирь. Так эти заросли гордо поименовал инициатор этого похода. По мнению Вилкина это была просто конопля. Действительно бурая какая-то, но вполне себе конопля. Целая поляна.
Только где-то очень далеко справа квакали лягушки. Испуганно захлопав крыльями, сорвался с гнезда какой-то степной птиц. Что бы сюда добраться Костя с Вилкиным, вышли еще с вечера и всю ночь, сначала тряслись в электричке, а потом по горло в траве брели через поля, до нитки вымокнув в росе. На дальней станции сойду… Солнце должно было показаться уже совсем скоро, но сдавать позиции ночь совершенно не спешила.
-Видал? – уже в третий раз восхищенно прошептал Костя, высунувшись из-за камня. – Ветра нет, а она шевелится!
-Не видал и видеть не хочу! Кость, ну сам подумай! Ее же даже наркоманы здесь не собирают! Видал сколько наросло? Ууу… и то стороной обходят. Пошли домой, я всем скажу, что ты до самого «Быка» дошел и не струсил.
-И что? Я ей по твоему «Быка» дарить должен? У нее папа Влад, И булыжник ей этот даром не нужен. У нее камней небось… и вообще все есть!
Влад Ольгимский , был в городе фигурой, в представлениях, да, по большому счету и в фамилии, не нуждавшейся. "Большой Влад" - этим все было сказано.
-Вот и я о том, что у нее «Папа Влад» и все есть! – передразнил друга Вилкин. – И, вообще не знаю, чего тебе в голову взбрело! Я вот ей пластинку подарю. Мне брат отдал. Ван Клиберн, между прочим! Брат из-за него к аглофабрике к фарцовщикам ходил… такой же дурак, как и ты… вот. И хватит с нее, а ты заладил…
-Да! Да заладил! Я тебе, Вилкин, сейчас в глаз дам, что бы ты не квакал… это же...
-Девчонка…
-Вилкин, извинись. Она… -Костя насупился, в круглых, пронзительно голубых глазах заплясали нехорошие искорки.
-Что она?! – белобрысого прорвало – мальчишка? Да? Да?! Девчонка она! Простая девчонка! А когда вырастет, на ней Жан женится, понятно тебе? Жан, а ты ей ни к чему не нужен, и не смотрит она на тебя, и смотреть не будет! И никакого папоротника тут нет, одна конопля бурая! Папоротник он в лесу растет, а не в поле… И вообще!!! ОН НЕ ЦВЕТЕТ!!! Понял? По…
Захлебнувшись последней фразой, Вилкин покатился по земле, зажимая рукой разбитый нос.
-Ах так? Ах-х-х… Ах ты так, да? Так? Ну и лезь туда один, а еще друг называется, что бы там… там… что б тебя….
-Проваливай – Костя снова обернулся к колышущимся стеблям.
Шаги за спиной удалялись – Вилкин шел, раздвигая высокую траву обратно в город, о чем то причитая и шмыгая носом.
-Проваливай…. Проваливай – снова повторил Костя сосредотачиваясь - а я ей его подарю… подарю… Ей.
Ужом выскользнув из-за камня, синеглазый Костя на локтях пополз к бурым стеблям.
-Все равно… все равно…
Пряный запах ударил в нос, голова предательски закружилась.
-Что бы с ног не навернуться,
Лег наш Костя на живот
Ведь не может поскользнуться,
Кто не ходит, а ползет.
Что-то больно надавило на уши, в голову ворвался недобрый хриплый шепот. Как Дедушка Сидор, подумал Костя, только злой… а дедушка Сидор был не злой…. Дедушка был…
Впереди, замаячило что-то зеленое, глаза слезись, дышать стало почти невозможно, но мальчик упрямо полз вперед. Острая боль пронзила ногу, словно кто-то когтистый со всей силы схватил за лодыжку, а потом дернул за шиворот, не давая дышать.
Сил крикнуть уже не было, из последних сил он бросил вперед руку, пытаясь нащупать, дотянуться. Черная пыль, взметнулась с земли, меж темных стеблей, вдруг ставших деревьями и опрокинувшихся набок.
***
Костю трясло. Что-то больно било его позатылку. Лицо пекло. Неприятно было чувствовать себя печеный яблоком, которое еще и куда-то катится. И курить хотелось страшно. Голос продолжал что-то бубнить, но был уже совсем не страшный. Даже противный. И этот противный писклявый голос Костю воспитывал.
-Идиот ты, Костя… и Дурак! И этот… Скалапендромофр! – Голос шмыгнул носом. – Из-за девчонки…. Мало ли у кого день рожденья, что ж теперь помирать? Вот и тащи тебя теперь по полям, да оврагам на горбу. Мама моя, мама…. Они же там, наверное, с ног сбились. А пока я тебя дотащу -вообще. Ты про тетю Наташу подумал? У нее сердце слабое, ты знаешь… ты знаешь, и все равно, лезешь непонятно куда. Вот помрешь, если? Что я ей скажу. «Здравствуйте теть Наташ, Ваш Костя помер!» Просто чудесно… замечательно просто…
Костя разлепил глаза, головой вертеть было больно, но он себя все-таки пересилил. Оказалось, что печет его, стоявшее уже в зените яркое, летнее солнце. А лежит он на куртке Вилкина, который топал впереди, тянул за собой куртку, пыхтел, причитал и шмыгал носом.
-Вилкин…. Вилкин…. –собственный голос показался чужим, и каким-то треснувшим – Вилкин.
-Чего тебе? – не оборачиваясь буркнул Вилкин, а секунду спустя, подпрыгнув, бросил куртку, отчего Костя больно стукнулся затылком о землю,– Живой? Живой?! Вот сейчас-то я тебя и убъю!!!
На глазах у белобрысого Вилкина играли солнечными бликами блестючие злые слезы.
-Вилкин… Ви-и-илкин… - Костя, слабо улыбнулся старому другу и разжал кулак – Смотри, Вилкин! Вместе подарим!
Констатинтин Евгеньевич бросает взгляд на последнюю свечку и разжимает кулак. Поехали...