Слезились глаза. Бордовой кувалдой боль в голове отбивала, ритмом сердца. Свет преломлялся, путаясь в мокрых ресницах, реальность ускользала щепотью песка желтого меж пальцев. Осыпаясь на этом мрачном полустанке, разбиваясь, каплями крови чужой…Реальность-то! Красными кляксами на снегу, безжалостно умирала. И иллюзии, жаркие, потные, бредовые, октябрьской простудой царапали воспаленное горло... И отяжелевший череп, наполненный мраком вокзала, и раздробленные мысли....и чугунные веки слипающиеся. Подробностями…
Расписание электричек, объявление о сдаче квартиры, пропавшая собака. Черно-белое фото. Жирный, блестящий бок лакировано-синего Экспресса, наклонная буква «N» в завитушках, и хихикающие черти с вилами, выводят кровью тягучей, послание нехитрое. Краснозадые засранцы:
«Шесс, вот здесь ты и сдохнешь!» Автоматная очередь колючего снега, царапает замерзшие щеки острым льдом, черти смеются, покосившийся рекламный щит бросается в глаза - на фоне триколора Смерть с косой приветствует парня – Добро пожаловать в Ад, всем странникам этого мира!
…Вот Шесс бежит по перрону заиндевевшему, - земля вертится, дрожит упругим мячом под ногами, ступни взрываются жаром, но отчего-то пока ещё не больно. Что-то хлюпает в ботинках, сочный гнойный пузырь лопается, брызгами сукровицы. Ноет левый бок, предупреждающе так, ласково. Но оглушенный шоком молодой организм, ещё держится. Только восприятие вот....Все происходит слишком быстро – как будто утомившийся зритель этого кино, решил придать ускорение событиям. И Шесс не поспевает упорно, он на платформе созерцатель одинокий, а поезда крылатые бегут, бегут куда-то вдаль, убегают к горизонту.
Седовласый Ворон подает парню руку, даже не руку, а чешуйчатую клешню – втаскивает на борт за шкирку, и становится очевидно вдруг что это вовсе не старик, но всего-лишь чудище улыбчивое, сказочный тролль, заманивший парня в ловушку.
- Господин мой, вы испачкались!
Жирный тролль рогатый, тянет музыканта за собой – чешется голова, Шесс проводит рассеяно по мокрым волосам, и прядь остается в руке. Грязная, испачканная голубоватой слизью прядка темных волос, падает на пушистый ковер. В глаза бросаются подробности. Лампы хрустальные, тяжкой медью набрякшие, буйство красного, бордового, карминового, вишневого, алого цвета – забавно, изнутри проход поезда похож на пасть, вонючую слюнявую глотку. Сейчас это очевидно, в тусклых сумерках. Света нет. Лампы зажигаются только там, где Ворон идет, и гаснут следом. Отворяется купе. Проводник швыряет небрежно парня в душевую – вот он сервис, холодная вода льет на голову смывая липкую дрянь, проводник удаляется. Некоторое время, печальные секунды с тихим шелестом уходят в слив, завиваясь воронкой. Реальности нет, наверное так чувствует себя коматозник – он не может пошевелиться, медленно стареет, ощущая как года протачивают ветхое тело. Гниет. Но все ещё жив.
А в туалете пахнет гарью и трупами, и запах импортной отдушки вызывает тошноту. Сирень. А Шесса рвет желчью, и несуществующие деревья шумят фиолетовыми кронами над головой, только пахнут цветы разлагающейся плотью. Ведь что-то очень плохое подхватил музыкант. Там. Сыпью зловещей на щеках, температурой соленой на губах, дрожью. Хотя вода из душа давно уже теплая хлещет.
- Господин мой! Господиииин… – Ворон протягивает сухие полотенца, наваждение прошло, и перед Шессом снова угодливый джентльмен, невесть как в студеную Россию из викторианской эпохи попавший. Красивый даже. Гордый такой, седовласый, мерцающий, как благородное вино, постаревший. От него пахнет лосьоном и чистотой. Он протягивает сухую одежду, но в глазах что-то очень колючее прячется. И омерзение сквозит. Старик брезгует Шесса, а руки покоятся в белых перчатках, трусливо.
- Господин, у нас нет времени! Мы должны заключить договор, как можно скорее, пока вы ещё в силах мне ответить - проводник протягивает Шессу кинжал, костяной рукоятью вперед – Вы согласны? Вы больны Господин мой, а я поставил на вас…Боже мой, какая ирония ведь! Мне нужно ваше согласие, и тогда я сумею быть может помочь. Примете мою помощь? Время уходит. Ваше время и мое. Мы опаздываем. Доверьтесь мне! Нужно будет пустить кровь кое-кому, в обмен на вашу собственную жизнь…Я надеюсь, мы сумеем обойтись без грошового благородства, старого Голливуда? Да или нет, требуется четкий ответ! И никаких моральных дилемм, присущих женщинам, гротескных рыданий и фальшивого театра: О Богиии, я так не могу! Хотите жить, или умереть?...Ваша смерть…она не будет легкой знаете ли. Испачкались! Я знаю где достать лекарство. Знаю как вам добраться до Москвы, в добром здравии и покинуть навсегда этот поезд. Мы покинем его вместе, и если повезет, весьма богатыми людьми, у вас может уже все и есть для счастья, а старику не помешает чуть-чуть.... Если вы со мной, хороший господин, берите кинжал. Контракт вы уже подписали, ваша душа (рассмеялся гаденько)…ну что ей еще может грозить…?