…
Усталый свет тускло зеленых ламп, нехотя освещает тесную комнату. Вялый блеск хрусталя, скольжение теней. Свет путается по углам, теплое сияние несмелое, застревает в обилии вещей. Вычурная обстановка, мягкое мерцание желтой бронзы на ресницах. Задумчивае цветы в кашпо, картины в пышных рамах, бесконечные сувениры,- изящные негритянки, деревянные слоны, горделиво вытянувшиеся вазы, мудрые карты древних морей. Стопки книг на полу, пожелтевшие газеты, павлиньи перья, костяные шкатулки…Много вещей, россыпь вещей, целое царство хлама как будто. Гробница Тутанхамона неожиданная, находка археолога, драгоценная мечта.
Пыльное зеркало, голубоватыми разводами мути, отмеченное, отражает бледное лицо задумчивого человека.
Путается рассеянный свет в бархатных портьерах, превращая физиономию в гипсовую маску, застывшую, надменную, неправдоподобно белокожую. Тонкая переносица, миловидные женственные черты. Легкие, и в тоже время тяжелые, спорные. Хмурые брови, волевой подбородок, агрессия.
Глубоко посаженные глаза, прорезь улыбки на губах, недружелюбной, откровенно злой, кусачей. Странное лицо, по-своему красивое даже, неистовое, как у знаменитого демона на полотне Врубеля, постановочно хмурое, гордое. Застывший вихрь, меланхоличная агрессия, вдумчивая красота. Нечто кошачье, осязаемо хищное прослеживается в чертах, дикое, первобытное. Скулы, разрез глаз. Навевают ассоциации. Насупленный кот, хмурый, мягкий, притворно мурчащий сейчас, возляжет на бархатную подушку, глядя на человека исподлобья, нахмурится обидившись вдруг. Распустит когти вмиг, воплем боевым оглашая окрестности. Хищник, неторопливо дожидающийся своего часа в засаде: африканский лев, южноамериканская пантера, обыкновенный полосатый боец, ветеран дворовый, украшенный медалью порванного уха. Человек угрюм, напружинен, натянут острой струной до предела. Ррраз и взорвется, кажется...
Падают ниже плеч черные волосы, иссиня чёрные, густые, блестящие, напоминающие о ранней грозе июньской, - стремительной, беспощадной, фиолетово-вспыльчивой, мгновенно злой. Вспенивающей реки, ломающей деревья с грозным рыком, прочерчивающей ветвистой молнией измученные небеса. Незнакомец тоже похож на молнию, а может быть на молниеносную стихию, сменяющей гнев на милость в течении секунды. Непокорный нрав валит деревья, заливает изумрудный луг тёплым солнышком, сносит дома, меняется настроение, флюгером поворачиваясь из стороны в сторону. От расслабленного благодушия к ненависти жгучей, и ещё раз, и ещё..
Человек хмурится, человек улыбается, театрально задирая подбородок, обнажает белые зубы, более похожие на клыки. Проводит языком по губам, увлажняя мягкую кожу. Повязывает кружевной галстук на шею. Ещё раз улыбается, на сей раз демонстрируя зеркалу свою неприязнь - надменный оскал сытой змеи, холодный, расчётливый.
Аншлаг. Премьера. Где-то за дверью, слышатся апплодисменты, шелестящие, опадающие листвой, гремящие, лёгкие. Волнами обнимают комнату, раз за разом накатывают пенными валами. Театр. Вся жизнь театр. На столе валяются парики, скомканные программки, деньги. Большой белый конверт, в шёлковой бумаге, изящный росчерк пера. В руках у незнакомца книга, Ашборнский пастор. Истёршееся золото ярких букв, битая временем обложка, растительный орнамент пышных цветов.
Фотография на стене – тучный мужчина, яркий румянец, внушителная фигура, довольный взгляд, наполненный самоуважением, уверенностью в своих силах. Осознанием таланта, ответственностью быть может, перед собственной публикой. Король Ричард. Король Лир. Предатель Макбет. Шотландская пьеса, в ореоле мрачной магии, изнывающий под лучами бледной луны-интриганки,- ведьмовство, проклятье, темный шлейф смертей, роковая цепочка…Один человек, собравший в себя множество образов, множество ролей. Человек загадка. Человек стихия.
Незнакомец возится с галстуком, бросая мимолётный взгляд к двери:
- Ах-ах-ах! Загадки, роли, дешевый фарс, насмешки, театр.. (задумчиво перекатывает последнее слово во рту, словно бы наслаждаясь гадостным вкусом)…ну почему бы и нет? Согласиться можно, только ведь…
Словосочетание «только ведь» повисает в воздухе. Недолгая, напряженная тишина. Снова взрываются где-то за стеной апплодисменты, слышна музыка, прорываясь словно бы издалёка, нехотя, через силу, минуя кажется километры и столетия дальние, заполняет эту душную, противящуюся вторжению комнату, чуждыми звуками. Человек примеряет один из париков, порывисто встряхивая длинными волосами, втыкает павлинье перо за ухо, запрыгивая на стул, шутливо кланяется:
- Актёрство. И при чём второго плана. Гнусная, завалящая роль второго плана, извлеченная из пыльного кармана, заботливым хозяином, решившим вдруг покормить свою преданную собачонку. Псину, которая ни на что иное, как мы все знаем и не сгодится даже. Конечно шутка, не принимай всерьёз, всего лишь чуток трусливого сарказма, сдобренного повидлом дешевой юморины. Ах-Ах!Стало быть высшие сущности, большие свершения, куда уж тут простым смертным со своими маленькими обидками? А если ещё и маги пожалуют, что тогда? Как там бывалыче говорят: « Я не трус, но я боюсь». Вот-вот. Силёнки не те, и никогда Теми, не были. «Никогда, нигде, никто». Ах это правило, ах эта свора надменных уродцев, разве могут старые, битые молью волки, угнаться за такими сытыми, прекрасными овцами. Или быть может не так? Быть может это волкам, придется бежать от охотников? Но…
Ловко спрыгивает, театрально раскланиваясь, отставив руки в стороны, смеётся. Вынимает бутафорскую шпагу из пыльного угла.
- Защищайся, каналья!
Заливается смехом, подбрасывая шпагу в руке, - блестит синеватое лезвие, раскачивается шарик закрепленный на конце лезвия. Не оружие, всего лишь реквизит, подделка. Человек обрывает себя резко. Вот только что хохотал заливистым ручейком, и вдруг притих, мрачно насупившись.
- Да.
Приподнимает бровь, указывая пальцем на шпагу.
- Да- да-да-да-да, и с благодарностью заметь! Ну что за время, сначала ломается, потом согласен, да? Вот уж штучка вредная. Ха! А это пригодится в качестве сувенира, ага? Маленький кусочек прошлого, ещё одна песчинка, которую нужно суметь отпустить, и которую никто не в силах, оставить в покое.
Нюхает шёлковый конверт, любуясь надписью. Духи, дальний шлейф сладковатых грёз, прибоя солёного, солнечных лучей. Несмелые детские буквы: «Моему любимому, родному господину…»
- Прошлое-прошлое-прошлое, всего лишь прошлое. Но как отвязаться от него, да? Передай ему, что письмо было решающим, да! А книжечка так, для общего развития сгодится.
…
Гарри Был зол.
Гарри был зол. Безумные глаза горели в темноте, тлея ярко-красными углями, встопорщенные перья мелко дрожали, воздух тяжело вырывался из пробитой груди, просачиваясь капельками тягучей крови. Взгляд источал ненависть, в тёмных глубинах зрачков застыла насмешка, может быть даже жалкая тоска, притаившаяся испуганным зверьком в глубинах сознания, робко выглядывающая из своего угла, робко надеющаяся. Обманщик- ветер визжал, насмехаясь над поверженным созданием, швырялся льдом, угрожая превратить Гарри в снеговика. Непогода свирепствовала, тягучий трудный скрип оглашал окрестности, завывал поезд, ругался локомотив. Рычал машинист, обжигая зиму собственным гневом:
- Тварь, поганец, ха-ха-ха, пришёл спасать птичку наш маленький говнюк! Мешки с дерьмом, изза вас…Меня!
Сплюнув кровь, попытался освободиться, попутно желая треснуть Горана ржавым прутом. Свистнул воздух, нехотя вспороло железо туман, подрагивая в слабой ладони. Проводник, уклонился, вытащив из кармана нож,
- Ахахаха, золотой мальчик решил напугать глупую ворону Гарри. Ах-ах, испугался прямо. Ну давай погань, давай, покажи когти чучело! Будь мужиком, наконец-то! Я жду, гнида. Используй свою магию херов шамун, урод, магическая отрыжка, тварь, баба желтоклювая! Гарри ждёт, Гарри готов. Маааг, ха-ха-ха, мааааг дранный маг!
Тёмно бордовая кровь, била из груди фонтанчиком, окрашивая грязную лужу, в поэтически красные, трагические тона, различимые даже в этом чахлом сумраке. Кровь вырывалась из глотки, лопаясь алыми пузырями в уголках клюва, клокотала, в так ударам сердца, разрывая плоть мучительной болью. Трещали ребра, задыхалось агонией сердце.. Вода поднималась, ласково обнимая изуродованное создание, обещала скорое утешение. Хриплые ругательства продолжали опадать бесконечным водопадом, ветер продолжал насмехаться, попугаем повторяя фразы, передёргивая, коверкая смысл: «Гниды-гнидыыы, ых выы, все гниды. Гнием. Гниль. Сгнииии-и-и-и»
Нагоняя тоску сгущался вокруг непроглядный мрак. Горан ждал. Молчаливо шевелил губами, отчитывая про себя минуты, потирал висок, сморщившись.
Гарри всё ещё елозил, упрямо не сдаваясь смерти, постанывал, пытался покинуть свою неожиданную ловушку. Трепыхался в мотках проволоки, бился аки рыба на крючке, пытаясь разорвать когтями ржавую бочку. Неподатливое железо вопило обиженно, упиралось, раздражаясь жалобным криком. Намокший свитер обмотавшись вокруг горла удавкой, неторопливо душил. Душил со смаком, удовольствием затаённым, по чуть-чуть лишая Гарри воздуха. Сломанная нога щерилась костью, на грудь давил кусок арматуры. Из кармана брюк выпали игральные карты, насмешливо улыбаясь обнаженными девочками. Ветер смеялся, ерничал, перевирая слова, пышногрудые девочки хихикали, посылая воздушные поцелуи, исчезали в темноте. Машинист хрипел, дёргался среди обломков, увязнув в грязи, захлебывался мутными фекалиями гиблого болота, и между тем, не замолкая ни на секунду, продолжал извергать из себя оскорбления.
- Ну что, (кхр-кхр) твоя подружка наконец, бросила прыщавую девчоночку? Ой-ой-ой, любовь-морковь совсем не удалась. А ха-ха-ха хр-хха-хря, брак распался. Вшивый жирный женишок даже не чмокнул в губки нашу невесту, предатель! Твааарь!.. Что ты там считаешь, гнида? Чего считаешь, маленький ублюд…
Проводник смачно зевнул, отвлекаясь от надоедливой болтовни, встряхнул головой. Напрягся, услышав осторожный тихий скрип, раздающийся в тумане. Зачерпнул воды, умываясь грязью. Кожа лица горела, сильно хотелось пить, рядом поскуливал едва слышно Джек. Воняло. Выловив одну из карт, проводник залюбовался блондинистой барышней, с неправдоподобно арбузным размером груди. Впрочем, подделка, конечно подделка, - достаточно заметить жёсткие морщины в уголках глаз, и становится очевидным, жалкое положение "знойной красавицы"..
- Поезд сейчас уедет – Наконец проронил тихим голосом, отпуская эротический кораблик одинокой глянцевой мечты , бороздить просторы лужи. – Ну, ты продолжай-продолжай, просто так информирую, чтобы не пугался когда начнет грохотать. Экспресс сейчас уедет, а потом мы наверное оба сдохнем. Хотя ты всё же помрёшь первым, и в согласии с контрактом 66, будешь выписан из Компании, получив свободу. Я жду, когда ты умрёшь Гарри, сейчас я Твой Наблюдатель, а значит в согласии с Договором, имею полное право исключить тебя из игры. Определенно я это сделаю, к добру или к худу. А затем отправлюсь дальше, чтобы разыскать Хизраэль и Эллу (взгляд потеплел, смягчился, весной апрельской) Вот так думаю всё и будет, а считаю я время. Время, которое у нас осталось, твоё время, своё, Эллы, Хизза.…
Замолкнув, ещё раз вздохнул, присаживаясь на кучку шлакобоков.
Поглядел на Гарри, вытянув из воды ногу, попытался подцепить браслет на лодыжке, с тоской констатируя, что острый нож, магический даже нож, неспособен взять золотой обруч.
- И какого же хрена, наша милая девочка сообщает эту чушь Гарри? Неужто она решила спасти тощую задницу вшивого уродца. Аггхххр-хххрарр. Выключить из игры… Ой-ой уморил, - расхохотался машинист пытаясь вытянуть шею подальше от воды, тараща круглые глаза, захлёбываясь - Меня спасают, поганого уродца, блохастое посмешище, кто-то спасает, ой-ой, как мы все добры, маленький мир, нетр*ханных красножопых херувимчиков. Да пошли вы все! Маленькая волшебная девочка пришла на помощь бедняжке Гарри.Ох-Охрр... Готовьте котят, машинист будет выражать свою благодарность пуховыми комочками…Хххррра...
- Я устал вообще-то. Только и всего. Очень устал. Что на поезде, что здесь, толку от меня примерно одинаково, почти никакого. Бл*ть! Как от дяди Кости примерно, ёлки дожил, старый алкаш… Ну и плюс данное слово, не привык трепаться как ты. Если всё же сдохнешь вопреки плану, то я как Наблюдатель скрашу последние секунды твоего херового существования, зафиксировав ещё одну…
Резко замолчал, зашипев от боли когда неожиданно дернувшийся Гарри, оставил на щеке проводника, четыре алых полосы. Послышался лязг, хищно замурлыкавший машинист, довольно оскалился, сдёрнув проводника в воду.
- Не говори что думаешь, и не думай о том, о чём говоришь, сладенький мой.Так-то устроен наш охрррхрененный мир, кра-кхррр....Теперь ты действительно похож на свою светленькую подружку, вшивое убожество, аха-ха-ха, властью данной мне всеми тварями адовыми, можете обвенчаться….
Раздался металлический грохот, ударив по ушам тревожным набатом. Заливая болота стальным воплем, прерывая ветер, вопреки снегу, туману, методично отбивая по рельсам, сосредоточенно отстукивая железный ритм, мимо, проследовал Экспресс. Неторопливо покидая проклятую станцию, чихнул, хриплым свистом оглашая окрестности. Резанул по глазам яркий свет фар, ослепив двух живых, промчался, ускоряясь синий гусеницей вдаль. Миг. Скрежет, гул, тумана блеск рассеянный, ветер, и биение снега в воздухе агонизирующее. А затем тишина. Противоестественная, липкая, властная. Даже вихрь утих, унесшись следом за поездом, как бывалыче собака, следует за колесом, желая нагнать подлую шину. Два красных огня остались гореть впереди, подмигнув на прощание, погасли. Тишину огласил лишь хриплый смех пернатого водителя, мрачный крик, вырвавшийся из горла машиниста.
- Они нас бросили. Аааа! Они нас бросили, аха-ха-ха, старого поганца и маленькую девочку. Бросили-бросили-бросили… – Заливаясь лающим, больше похожим на рыдания истеричным смехом, Гарри ронял крупные злые слёзы. Швырнул осколком кирпича в проводника, захлёбываясь водой, задёргался, скрываясь в толще воды, засучил руками, продолжая хохотать.
Утерев кровь с лица, некоторое время Горан просто глядел на умирающую птицу. Выплюнув грязную воду изо рта, снова присел неподалеку, отрешенно дожидаясь того момента, когда силы наконец оставят живучее создание. И ведь силен! Другой бы и руки не смог бы поднять, а этот ещё ударил вдобавок. И поделом!
Ждал, вперевшись жёлтыми глазами во мрак. Без гнева, без интереса, без жалости. Впрочем жалость была, но скорее не к смерти, а к жизни прожитой этим пернатым. Действительно поганой жизни, заполненной мелкими унижениями, крошечными обидами, и всепоглощающей ненавистью к человеческому счастью. Исковерканная душа, изуродованное тело, неправильная судьба брошенная в топку Компании. Жаль…Наблюдатель смотрел, провожая Гарри в темноту, сосредоточенно грустно. Долго. Ведь паршиво это, когда кто-то умирает так, проклиная людей и посылая весь мир в зад, в одиночестве, без друзей, без родных, без...Неправильно. Наверное обидно. По всякому конечно бывает. Дождался пока машинист окончательно затих. Наконец кивнул самому себе прыгая в воду. Ругаясь, принялся распутывать проволоку, желая освободить искалеченное тело. Делать это одной рукой было не так-то легко, впрочем нож пригодился.
- Режет конечно херово…- бормотал уставший проводник, распутывая проволоку – А что делать? «Гроза стали. Боль железа», какое прекрасное название, надо испробовать его на том сукином сыне, который выдумал эту чушь. Тоже мне! Столько мусора, и ничего полезного вокруг. Ну и на кой хрен мне всё это нужно? Никогда, никогда больше…чтобы ещё раз ввязаться добровольно в этот цирк. Клоун чертов..
Замолкнул, потянув обмякшее тело машиниста на себя. Скрипнул зубами, взваливая тяжелую тушу на плечи.
- И какой из меня маг? Оскорбления, вот ещё терпеть приходится от всяких. Ведь маги они по своей природе что? - Ответил самому себе, сплёвывая горечь - Маги это самодовольное дерьмо, которое всегда мешается под ногами, желая урвать кусочек силы. Настоящей, природной силы, к которой эти вислоухие болваны, не имеют никакого отношения. Совершенно! А ты братец конченный мудак, если не понимаешь простых вещей. Мы делаем это не ради золотой медальки, и не чтобы дипломчик на стеночку повесить, или благодарность там получить. Это вообще неплохо было бы, хотя и дрянь грошовая. Это жизнь, это долг. И кто ещё поможет, если всем до лампочки? Нытики чертовы, родственнички, сосредоточенно греющие жопами свои стулья, в ожидании прощения…Даже блондинчик понимает, этот херов маг знает простые истины, догадывается…и делает, пусть плохо, сражаясь за что-то своё. Идти всегда нужно вперед, только вперед. Ступая голыми ногами по битому стеклу. Как в той человечьей книжке, где бежать нужно только для того, чтобы оставаться на месте….
Замолчал, устраивая Гарри повыше. Капала кровь, мутными ручейками заливая смерзшуюся землю, марала руки алым, пятнала душу смертью. Смертью Гарри, пахучей, железно-сладковатой, терпкой, собачьи-мускусной, плохой.. И в тоже время рассеянный свет звезд в вышине царил. С большой буквы - Ц-А-Р-И-Л, украшая вселенную своим размеренным печальным светом. Насыпь. Рельсы. Туман исчез, обнажив пронзительно синие небо. Далекое. Хмурое. Недосягаемое. Горан кивнул жадно хватая воздух.
- Я делаю это, не потому что герой. Я трус братец, и ты это прекрасно знаешь. Но если никто не помогает, если всем вокруг наплевать, то пошли они все! Жить в таком мире, всё равно, что укрываться чертовым одеялом, с надписью «Ноги» по краю. Я вычеркиваю Гарри из этого списка, вычеркиваю согласно своему праву, и пусть делает что хочет. Каждый заслуживает второй шанс, и кому нужен мир, где нет прощения?..
Вздрогнул, останавливаясь. Уродливая гусеница застывшего поезда исчезла, открыв широкую панораму, состоящую из тысячи рельс. Перспектива. Россыпь путей, исчезающих в кружении снега на горизонте, далекие чистые глаза случайных огней. Блеск синего света на лице, молчаливая вечность. Затейливый узор серебрянный, по сути дела паутина, чтобы задерживать случайных мух, но паутина необыкновенная, мерцающая таинственно в ночи текучей сталью, живым веером, робкой снежинкой тающей на руке. Много-много рельс, и лишь одни ведут прочь, все остальные…
Положил на землю Гарри, прикоснувшись на миг к груди машиниста, присаживаясь на землю, аккуратно погладил большую голову, заглядевшись на хмурую птицу. Залюбовавшись. Кивнул.
"Ну вот, сейчас определенно скажут. Гомик"
Отвернулся. По-идее, нужно было срочно догонять состав, покуда ловушка не захлопнулась. Делать хоть что-то, и как можно скорее. Хватать себя за задницу, кричать караул! Но звезды горели в вышине так соблазнительно, звенели, чуть слышно, выводя мелодию хрустальными колокольчиками, так очаровательно, так грустно и так лирично, обещая спасение. Нежданное чудо. Посылая всех суетных людей куда подальше…Так очаровательно, пронзительно плакала ночь, умывая сумрак горючими слезами. Вдобавок Гарри требовалось время, а значит дёргаться сейчас не имело смысла. Оглядев машиниста, полюбовался уродливыми ранами, неторопливо затягивающимися. Присвистнул, поразившись скорости регенерации. Позавидовал даже, пощупав собственную руку, и четыре уродливых полосы, вздувшихся на щеке, уродливыми царапинами. Хмыкнул. Присаживаясь на пути. Потом лёг, любуясь звёздами. Перебирая воспоминания в голове, тёплыми бусинами, наслаждаясь яркими образами. Прогулкой с Эллой. Берегом моря. И снова Эллой. Девушкой, умеющей видеть лучще наблюдателя. Пар поднимался клубами, от просыхающей рубашки, Горан дрожал, отбивая зубами чечётку, загорал в свете тысяч солнц.
Впрочем отдых не удался, разорвав тишину обидным воплем, заявился Влад. Потный, задыхающийся, потерянный…
Костя.
Платформа резко взмыла вверх, отрывая блондина от земли.
Так же резко замедлилась вдруг, принявшись отплясывать пьяной собачкой, желающей встряхнуть надоедливую блоху. Туда-сюда, как будто маятник, вперед и назад.
Сломанные, сумасшедшие часы. Ветвистой молнией вспыхнуло небо, озаряя тёмные облака, ярким огнём. Океан вспучился беспокойными волнами где-то внизу, голосом Гарри выкрикивая:
-Твааарь!
Снова появился дракон, на сей раз вырвавшись из арбалета, изящно отрыгнул чахлое пламя, материализовал из воздуха бутылку водки, протягивая Косте гранённый стакан.
- Вздрогнем! – Бутылка скрылась в недрах зубастой пасти, - Так чё делать-та?
Крылатый ящер моргнул, хватая блондина цепкими когтями. Старательно подмигнул красным глазом, прочерченным вертикальной щелью зрачка, устраивая пассажира поудобнее.
- Меня послал Эона Микериил Изумруд. На помощь, версия 2.0. Совместное творчество, так что не напрягай мозги, всё равно ничего путного не придумаешь своей жидкой думалкой. И зачем тебе столько хрени, чудесник? ...Силовые поля, титановые ширинки, ты бы ещё термоядерную боеголовку выдумал и маленькую нефтяную страну, для правдоподобности. Если справлюсь, Изумруд сказал…
Выматерился, зажмурившись, нервно встряхнул болезной конечностью, невольно выпуская своего пассажира из рук, оставшись махать крыльями в воздухе, поковырял лениво в носу.
- Ох же с*.ка!
Ринулся вниз, хватая Костика на лету.
- ...Извини Хозяин, подагра, болезнь королей чтоб её! Может ещё водки? И учти, ты меня сам придумываешь, таким, каким видеть хочешь, ..омик. Я сказал комик, так что не обижайся, не нужно выдумывать всякого такого, я парень умный, за базар отвечаю. Изумруд Эона Микериил сказал, Если буду хорошо себя вести, Он и Ты, сделаете меня живым. Вот так-то, торчок стоеросовый,Т.е. хозяин, хватай себя за жопу, сейчас будет трясти.
Едва сказал, сразу начало трясти. Сильно трясти, так что зуб на зуб не попадал. Клубились зловещие тучи, падал град. Сначала град падал ввиде ледяного гороха, потом последовал раскалённый дождь, затем дождик из тухлой рыбы, раз даже пронеслась мычащая корова, на крейсерской скорости, улетев к земле.
- Ох ты ж и больной засранец, такой хери навыдумывать, чудила! – Рогатый ящер восхищенно облизнулся, провожая тоскливым взглядом ноющее парнокопытное, и отчаянно представляя себе в этот момент колбасу, подмигивающую блестящими кружочками жира. – Осталось недолго, потерпи красавица.
Выгибая радужные крылья, воспарил выше туч. Выпустив струю раскалённого пламени, с наслаждение принялся выжигать крошечную дыру в небе.
- И учти, все претензии, можешь смело засунуть себе в…-За рёвом пламени, концовку было не расслышать, впрочем смысл как ни странно, оказался вполне понятен…- очу ещё тебе сказать, мозги вообще-то твои горят, так что, если что, мне плевать заранее. Может шестеркой у Хозяина будешь, может тупым совсем станешь, может ещё чего, мне вообще-то до лампочки. Но Хризопрас дел натворил, говорит, хотел как лучше, а вышло как всегда, т.е. через естественные отверстия в теле. Ну бывай придурок! И помни, я был бы не прочь ожыыы….
Последнее слово сложилось в тоскливый вопль, озябшего ветра. Впрочем Костя ещё успел заметить радужного дракона, с гадкой ухмылкой, демонстрирующему блондину средний палец. Вот идиотизм же пригрезиться, особенно если за баранкой экскурсионного автобуса, оказалось одновременно двое водителей. Пьяный ящер, попытался сделать сальто, рыгнул, падая к поверхности с криком: "....яяяять!"
В голове вяло осела фраза: «....И где же у них там бабы…». А потом всё смешалось. Вой, свист, лязг. Кто-то действительно кричал, хныкал, завывая вполне по человечески:
- Эй выыыы! Остановитесь. Эй, мы здеееесь! Эй выыыы!!!
Сознание возвращалось постепенно. Как в лексиконе питекантропа, складываясь отдельными словами-предложениями, радостно констатируя невеселую реальность.
Холодно. Мокро. На земле. В грязи. Валяется. Кучкой. Гуано. Болит. Голова. Сильно. Поезд. Рядом. Уехал. Орёт. Влад.
- Остановитесь. – Видимо Влад ещё верил, что ему аки Индиане Джонсу, удастся запрыгнуть в поезд на ходу. Впрочем не удалось, крови супермена, в венах парня не оказалось, и только бок с готовностью взрываясь болью, поведал о предках-ботаниках нудным голоском. Печально моргнув, красные огни истаяли в тумане, ласково махая Владу, обещали прислать открытку из более теплых, радостных краёв.
- Мы здеееесь. – Донёс ветер. Здесь и останетесь. Констатировал.
Однако.
-Заткнись. – Вроде бы послышалось издалека, голосом Горана. – Имбицил, я же сказал лезть на поезд, какого хрена ты тут остался, чудище? Неужели этот магический придурок тоже здесь!? Твою мать!
«- Ой-ой, не говорите про Меня, Константин Евгеньевич, любезненький мой заклинаю, ой-ой-ой…»
Пискнул испуганной мышкой Микериил.
Элла.
Запрыгнул Паша, устроившись в углу со своей сумкой. Изящным взмахом руки, отрешившийся Агриэль вытащил карту, эффектно взмахнул, разворачивая в воздухе широкое полотно. Нахмурился, синими глазами вперившись в ряды математических символов. Кивнул головой, замер.
...Пересыпалось песком, тихое осторожное дыхание «ассасина», вытянутая нога заканчивающаяся эффектно загнутым носком, слегка подрагивала, выдавая напряжение этого человека. Мрачное изваяние всё же умело чувствовать эмоции, нервно дрожал золотой ботиночек, талая вода капала на ковры, нога дёргалась, нервничала, испуганной осиной, убивала напрочь камуфляж.
Торжественное молчание воцарилось в вагоне, упругое, похоронное, объёмное кажется, обволакивающие воздух неторопливым удавом. Долгое. Звучное. Про такое обычно говорят: Слышно как иголка упадёт. Начинало казаться, что уже и сердце в собственной груди слышно, не то что иголку, скрип мыслей тревожных!
Снаружи звуки существовали, определенно был скрежет железных колёс за стеной, пронзительный вой, страдающих рельс. Подрагивал тревожно пол, задыхающийся поезд пытался выбраться из капкана, а распоясавшаяся тишина, устроилась вольготно внутри вагона, кажется кричала во всю мочь. Не в прошедшем времени, в настоящем, ударяя по ушам спекшимся безмолвием. Ударяет. Бродит довольная, трогает людей своим дремотным спокойствием, прикасается к душам, убаюкивает…
Элла смотрит в окно, широкий синий прямоугольник бархатной темноты. Там за стеклом, отражается другая Элла, бледная, задумчивая. Там что-то переливается, и сквозь плотную занавеску, украшенную золотым шитьем, нехотя плетутся изломанные силуэты деревьев, фонарей, заборов. Отстают, нагоняют, пытаясь остановить удаляющийся состав, жалуются белым снегом, тянут стылые ладони покосившихся опор, обвисших проводов, разрухи. Поезд едет медленно и тяжело покидая станцию, скользит, набирая ход. Полупустой, странно опустевший, наполненный призраками, тенями, воспоминаниями.
В комнате жарко, липкими пальцами духота трогает кожу, капелькой солоноватого пота, стекает по лбу. А может быть Эллу мучает жар, и тело специально повышает температуру, борясь с невидимой заразой...Застыло время, липкой ириской вытягиваясь в длину. Застыл Агриэль. Задумалась Даша, отправившаяся за кипятком и печеньем. Всё вокруг замерло, продираясь сквозь жирную смолу. Зазеркальная Элла хмурится, глядя из своей темной клетки, прикладывая палец к губам, желая что-то показать, подмигивает, растворяясь в ночи.
Шепчет.
На грани сна и яви. Быть может это взаправду, а может иллюзия. Минуты осыпаются железной дробью, секунды. Уставший пейзаж, ржавой каруселью кружится где-то там.
Элла-в-Зазеркалье рисует на стекле звёзды, белый луч маяка торжественно пронзает морскую тишину. Указывает путь кораблям, сияющей дорожкой, веля держаться подальше от обманчивых скал. Неспокойные места, опасные, подстерегающие неосторожные корабли предательскими мелями. Тенями. Пучиной. Быть может выводком осклизлых чудищ, мерзнущих на глубине.
Лучом маяка вздрагивает рыжая звезда за окном. Пульсирует. Впрочем не звезда, охристо желтый фонарь всего лишь, быть может они проезжали его, быть может это другой, кто знает... Серебристый, высокий столб, украшенный ржавчинной. Туман следует за поездом неотступно, оранжевая сфера фонаря превращается в мягкий шар вечернего солнца.
…Опадающий осенний парк, багряные узоры под ногами, царство красного, царство бордового, - скользят алыми лодочками, прокладывая свой ветреный курс, лиственные кораблики в лужах. Одинокая Элла бредёт туманной тропинкой, минуя скучные, нахохлившиеся скамейки. Капельки инея на земле, редкие снежинки путаются в волосах. Время ускорилось, достаточно всего лишь моргнуть, чтобы осень сменилась зимой. И снова пустынный парк, в центре клумбы догорающих шафранов, валяется банка пива, пустая пачка сигарет, мятые листья клёна. Напоминают…
Зазеркальная девушка, старательно пишет на стекле надпись, буквы складываются в понятное слово – «одиночество». Зубастые тени многоэтажных домов, клетки квартир, темницы жизней. Элла бредёт одна сквозь осенний парк, покинутым кораблём, разыскивая в этой грустной гавани, что-то очень нужное только ей одной, этой далекой, повзрослевшей зазеркальной Элле, которая не собирается, делиться своим будущем с настоящей
Настоящее.
Ещё один фонарь ударяет по глазам, оставляя жгучий отпечаток, разграбленной электрической будки на сетчатке. Кирпич, фонари, корявая надпись баллончиком: «Ангелы все уже мервы», иголками, вгрызаются в память. Гримасы тумана, оборачивающего сонмом уродливых, тупоносых чудищ. Сказочных мурен, фольклорных гидр. Проезжали, или нет…? Зазеркальная Элла идет под руку с Гораном по пляжу, вдвоем, собирая ракушки. Как в известных голливудских фильмах, ветер живописно играет волосами, освежая горящие лица, капельками дождя. Впрочем, совершенство далеко не идеально. Элла ранит ногу, наступив на острый осколок камня. Проводник что-то шепчет, другая Элла смеётся. Они уходят. Девушка хромает, в фильме наверное в этот грустный момент, бойфренд должен был неизбежно схватить свою подружку на руки, поцеловать, на крыльях любви... Но, отчего-то не торопится Горан схватить Эллу. Идут вдвоём. Реальность. Вспышками. Ударами сердца, наступает.
И снова темнота, пропасть пустого коридора, истошный вой саксофона, хриплое дыхание за углом, капельки разноцветного конфетти на плечах. Взрывы хлопушек, бой часов, рассеянный смех. Крик:
- Беги!
И она бежит, со всех ног, надеясь спрятаться от того страшного, что преследует по пятам. Это как-то связано с купе, с пропавшим пассажиром, фотографиями детьми, безжизненными изуродованными телами, что никогда не были найдены. Грязным купе, махровыми наростами плесени на стенах, красной надписью, хирургическими инструментами, жёлтыми исписанными листами.
«Милочка, ай-яй-яй, делу время, потехе час, я умею ждаааать!» Голос смеётся, железными когтями, вспарывая кожу, нагоняет. Мурашек строй. Бежит Элла со всех ног, глотая слезы, надеясь спрятаться. Не Кай, всего лишь испуганная женщина, что-то страшное случилось там, что-то такое, о чём хочется забыть. Что –то, о чём она со временем, всё же забудет, приучив себя не помнить. Что-то…
Поезд снова замедляется, еле плетётся, замученным скакуном, пытаясь выбрать правильный путь. Терятся. Темнота за окном летит синей птицей, порхает крыльями, разливается в крике, препарированная лучем фонаря, плачет слезами дождя. Скрежет рельс, множество железных дорог, сияющими ветвями гигантского дерева, расходятся в сторону. Варианты. Зазеркальная Элла, всего лишь оражение настоящей девушки, замолкла, вновь превратившись в бесцветную картинку.
«Ты можешь выбрать. Анхнуанхнукл хозяин даёт тебе выбор» Капли дождя склыдаваются словами, предложениями, и тут же снова оборачиваются грустной влагой.
«Не дай ему уехать, ещё есть время, останови поезд. Отдай Нам. Со всеми грешниками, всей дрянью, подари Хозяину. Помешай. Останови. Сделай! И сможешь спасти, того кто дорог. Решай!»
Отражается картина на стене, паровоз, пересекающий широкую реку. Ажурный мост, адское пламя плотоядного жара, жирная пена, алыми потёками, застревающая на опорах, мотки колючей проволоки, вместо ограждения. Отчаяние плещется. Зловоние царит. Шевелящаяся темная плесень, оскаленная пасть дожидающегося тоннеля, ждет впереди.
Синий взгляд Агриэля останавливается на Элле. Заинтересованный, жадный. Как будто знает сейчас, ждет, желая проникнуть в душу.