Красивый рассвет, нимбом окружал такое же алое солнце, медленно встающее из-за горизонта. Стюарт, сидя на крыше, смотрел в даль, почти не мигая. Рядом сидели дозорные, тоже пристально смотря. Даже сейчас, когда победа уже была одержана, полковник не давал им расслабляться. Мысли обратились к генералу Чарльзу Авеллону. Вечно в чистенькой и гладенькой форме. Вечно вежливый и последовательный. Правильно – кого еще посылать заключать мир с высокомерными горожанами, как не его? Горожанами, которые, почувствовав слабину, тут же станут отнюдь не такими послушными как с ним. Ричардсон со злости стукнул кулаком по бетону. Обреченность – самое худшее, что может быть с ним. И, он именно обречен, быть снова окунутым по голову в болото спокойствия, мира и процветания. Попытавшись отбросить эти поганые мысли, Ричардсон снова вперил взгляд в одну точку.
Конрад поднялся. Возле стены, накрывшись куцыми одеялами не раздеваясь, лежало трое солдат, сладко доглядывая пятый сон. В раме окна, через которое заглядывало солнце, было несколько острых осколков стекла.
-Блядь, как это называется?! Рядовой Дженкинс – война еще не окончена и если вы хотите чтобы ублюдки подкрались и вломили нам, то следует не спать, а смотреть в оба глаза, охраняя здоровье своих товарищей! Ясно?!
-Так точно! - Спящим, похоже, было все равно, что твориться у них над головой. А вот Конрад, не мог собрать в мысли в кучу, когда над головой – на крыше орали. Дискомфортно можно сказать. Еще немного повалявшись на жестком полу техник, вышел на крышу. Грустно глядя в даль, сидел солдат, обняв верную подругу – винтовку. Глянул на Конрада и снова повернул голову на север, где белыми шатрами белели позиции противника. Нападут сегодня или не нападут? Бой? Или уже обескровлены враги?
Спал Уильям в том же баре, в котором первый раз едва не получил ракету прямо в лицо. Приемник который тогда играл не пережил сражения и теперь, валялся одиноким, разбитым на полу. Рядом с ним и по всему полу были буро-красные пятна, кое-где посыпанные песком. Валялись кучками никем не убранные гильзы. Лежали солдаты. Проем на месте окна, ощетинился зубами – обломками.
Говард проснулся. Открыл глаза – чистое голубое небо. Ни одного облачка. На крыше кроме Говарда были только гули. Заметив, что Говард проснулся, Брюс сказал:
-Как же людям было жить без этой красоты над головой? В темных домах, среди подушек может, конечно, и удобно, но ведь это ощущение ничто не заменит. Да у меня сегодня хорошее настроение. А почему бы и нет? Над нами все еще светит солнце, мы все живы, мы победили – что еще для счастья надо? Ах да – поесть. Но это я думаю легко исправить верно? – И гуль жизнерадостно захохотал. Хриплым смехом, перемериваемым кашлем. Жутко смотрелось. Но ему было все равно.
В борьбе Сон – Фридрих пока что была ничья. Но безделье, вызванное скучным наблюдением за копошением пока еще противника, или уже нет – Города-Убежища все-таки добавляло очков «Сну». Снайперы и сапёры тоже заняли свои места и внимательно наблюдали. Несколько часов назад наёмник снял растяжки и вернулся в город за сапёрами и снайперами. Те с помощью сержанта Дина и полковника сразу отдали в сопровождение Фридриху. Но не под командование.
Пулеметы снимали, окопы и блиндажи закапывали, ополчение и горожан разоружали, мины снимали. Горожанка, которая вела переговоры то и дело мелькала перед глазами, смотревшими через оптический прицел на лагерь. Почти все время с кем-то спорила и отдавала приказы. Несколько раз не обошлось без драки, в которой девушка не участвовала. Но несмотря ни на что «партия мира» все-таки взяла верх, и все что приказал полковник, делалось. В ходе осмотра Фридрих еще приметил и танк. Разбитый, обуглившийся он лежал на свалке.
-Хорошо. Очень хорошо. – Равнодушно, медленно произнес Стюарт. В глазах не было и тени сна. Рядом стоял чуть менее бодрый Говард. Было чуть за четыре часа. Доклад Фридриха об исполнении горожанами договора был точен и лаконичен. Оставалось лишь ждать…
Этот судьбоносный час произошел в забытом городке обреченном быть со временем, похороненным под тоннами песка. С одной стороны была верхушка НКР и гули с другой – горожане.
Впереди стоял генерал Авеллон. В фуражке, чистой форме с каменным лицом статуи. Гладко выбритое, круглое лицо, на котором виднелись два небольших глаза и мясистый нос. От недоедания этот человек точно не страдал. Но все-таки он не был ожиревшим штабистом, проседающим штаны в мягких креслах. Он был крайне харизматичным и с первых минут общения вызывал симпатию. Слева и чуть позади него был рейнджер. Женщина средних лет с коротко стриженными, растрепанными волосами колючим взглядом зеленых глаз. Ее отличала форма рейнджеров-ветеранов НКР показывающая ее высокий статус среди рейнджеров Новой Калифорнийской республики. Шлем она, держала в руке. Справа Стюарт, который так и не позаботился сменить форму и словно назло показывал всем присутствующим засохшие пятна крови и рваные дыры. Рядом с ним был Говард и гули. А еще дюжина сопровождающих генерала – связисты, охранники, дипломаты и прочие. Значительно позади них были солдаты. И двадцать маленьких танков. Никакого сравнения с Стингреем Конрада они не выдерживали. Просто машины на гусеничном ходу с малокалиберными пушками пулеметами. На крышах вокруг собрания, обеспечив себе, обзор сидели тем, кому вида не хватало. Конрад, Дин, Фридрих как раз там и были.
Напротив были горожане – немного. Кроме девушки, ковбойского вида парня, который ее сопровождал, было еще четырнадцать человек. «Вот если бы сейчас они оказались одетыми в пояса с взрывчаткой и бросились, вперед взрываясь – то мы бы ничего не смогли сделать» - подумалось Ричардсону. Но ничего подобного не случилось. Все шло хорошо. Должно же быть хоть что-то хорошо?
Снова прозвучали пункты договора. Город-Убежище, переходит под покровительство НКР и обязуется за полгода полностью соответствовать требованиям Новой Калифорнийской Республики к городам входящим в ее состав. А потому – стена, разделяющая непосредственно город и пригород разрушается, а вместе с ней и турели. Рабство отменяется. Зачинщики войны, в том числе первая горожанка Линнет выдаются Гекко…
-Первая горожанка Линнет сегодня ночью покончила жизнь самоубийством. - Подала голос девушка, возглавляющая горожан.
На некоторое время чтение, озвучиваемое дипломатом, прервалось, но вскоре снова
возобновилось. Когда оно закончилось, на бумаге договора расписались: генерал, Говард и девушка, которая расписалась как «первая горожанка Мария Лукас».
Не заиграл оркестр, не грохнули фейерверки. И без всей чепухи целая эпоха в мире пустоши, которая началась 2091 года и закончилась сейчас в июне 2242, обозначающая независимость города-убежища закончилась. НКР намного усилила свое влияние в калифорнийской пустоши. С этим подчинить себе Реддинг не составить труда, а там уже и до усмирения своевольных банд Нью-Рено недалеко. А потом все дальше и дальше. На юг, восток и север. По крайней мере, такие амбициозные проекты наверняка бродили среди верхушки НКР. В любом случае Республика выиграла и неплохо. Над целыми километрами выжженной земли будут гордо развеваться флаги с двуглавым медведем… А собственно какая разница какие флаги? Хорошо ли людям, облагаемым тяжелыми налогами? Легко ли будет гулям Гекко которые наверняка будут до последнего держаться, но со временем все равно войдут в состав НКР. И уж тем более легко ли будет простым людям из пригородов города? Что так что этак тяжело. Просто один хозяин меняется на другого. И ополчение смениться на армию НКР, чиновники поменяться, а вот сама жизнь – ничуть. Так за что же проливалась кровь?