Дни на станции и обычно-то не стремились в галоп, а сейчас и вовсе как будто остановились. Ни шуточек Винсента, ни обычной работы – только неотменные тренировки, которым теперь я была рада как единственной возможности отвлечься, и мысли, мысли, мысли…
Как-то одновременно хотелось без умолку говорить о произошедшем – изливая, выплескивая в тысячный раз свое потрясение, и в то же время молчать – не шевелясь, не раскрывая рта, свернувшись в коконе из воспоминаний.
Т-1 – кажущийся каким-то вымерзшим и мертвым – пустовал, разве что временами служа местом раздумий Ивана. О чем он там думал, сидя перед отключенным телепортом – о потере земляка, о том, как именно погиб Александр, что – в подробностях – произошло с его телом там, за гранью?... И все же я понимала в этом нашего техника. Избегать, прятаться, было еще хуже. Так, пока ты смотришь на спящую арку, по крайней мере видно – ничего сейчас оттуда не стремиться внутрь. Никто не говорит это «внемли»…
Но кроме этого… было еще кое-что. Как странный зуд потрогать языком больной зуб, как гипнотическая сила высоты, которая приглашает сделать еще шаг. Почему-то, очень хотелось рискнуть, активировать его еще раз, и испытать это…
Пожалуй, если бы не мысль о жертве Алекса, я могла бы задуматься об этом серьезнее, но факт того, что его поступок спас наши с Инесс жизни и – как бы абсурдно это ни звучало – опасение неизбежного нагоняя от Шона за нарушение приказа, останавливали не хуже страха перед загадочными протуберанцами.