Схватил револьвер, аккуратненько так в охапочку, как будто хрустальный, как будто разбиться может сей предмет, в дрожащем напуганном кулачке. Поднёс к голове, распухшей, тяжелой, на тонкой ниточке заправским гелевым шариком колыхающейся, вздрогнул, с идиотской улыбкой, оставшихся героев разглядывая.
Вот тоже сборище картинок, как на известной кальке, гордой страны Дисней.
Мальчики девочки, значимые тёти и дяди, так их мать разэтак, пришедшие красиво побеждать. А результат известный, четыре трупа: скалятся мозгами выбитыми, кровищей вонючей истекают, перемигиваются друг с другом, глазками сверкают,- они-то уже своё значит сделали, отыграли, сдохли с пулёй во лбу, не героически, некрасиво, без птичек и песнопений добрых оленят,- а так как всегда: глупо, грязно, ткнувшись полированными мордами в дерьмо. Картинка нах, Пикассо: глаз на заднице, содержимое черепа на полу. Гномики-гомики, нервно курят где-то в углу, Бэмби решено пустить на фарш. Красота. Музей отвратительного исскуства, экспозиция человеческой помойки, блевательные мешочки прилагаются в комплекте с билетом.
И ещё четвёрка уродов живых, - за столиком сидят, булки сжимают, надеясь у этой суки недотрах..ой под названием жизнь, свой счастливый пирожок отыграть. Гай тоже надеется, только не очень сильно вообще-то, потому что ему никогда не везёт, и вся самая вкусная выпечка, как правило перед его носом заканчивается.
А вот девочка, которая последней в мир иной отправилась, Гая всё-таки тронула: красивая такая, ля-ля-ля, пузико округлое, мордочка невинная, разве что гольфиков кружевных не хватает и бантиков пышных. Ну значит бабочки, радуги все дела, охапки зверюшек большеглазых, плюшевые песенки, нарисованные облачка. Эта малолетка, видать с картины вдохновенных итальяшек вылезти решила, возрождение, кватроченто, Мадонна с младенцем, героический ореол материнства. Все счастливы, все поют, в воздухе фимиам разливается, громкие вопли «Слава Материнству!»
И вдруг подавилась публика почтенная песнопениями, ибо девочка пришла и сдохла. И ребёнок её нерождённый, тоже сдох. А может ещё и до сих пор жив, кувыркается в животе сизым комком плоти, о помощи просит, удивляясь значит, чего это на подлодке свет погас, люки задраили и красная лампа сигналом SOS надрывается. Бросили ангелы арфы с психом, какой-то Святой высморкал зелёные сопли смачно, в потную пятерню собственную, вечеринка окончена. Новой Девы Марии не удалось
И захотелось Гаю отчего-то красиво подняться, прослезиться перед большеглазыми зрителями, ткнуть себя в грудь и заявить в ореоле нарождающегося нимба: «Ребята мля, на её месте, я должен быть! Беременные девочки подростки, не должны вот так умирать, Я же нарк, бесполезный, Я должен сдохнуть был!" И чтобы плакали они все впоследствии от умиления, и чтобы девчонка эта убитая, поднялась с пола вытирая кровь, оказавшуюся совершенно неожиданно вдруг, томатным соусом и чтобы орденок желательно, Гаю пришпилили на болезную грудь посмертно. А может и не посмертно. Зачем посмертно? Пожмут ладонь суровую, по плечу похлопают, скажут: Вот ты мужик, лови приз за смелость! Все счастливы все рыдают. Эта картинка в золотой рамочке, называется Happy and!
Сверкнул глазками, подхватил пистолет, осторожненько так двумя пальчиками, как будто разбиться может в любой момент, как будто если уронет сейчас Гай оружие, всем мечтам розовым конец наступит. А они уже в воображении вытанцовывают, воздушными замками ввысь взлетают святые угодники пальцы большие вытянули, в ободряющем жесте:
"Ну Гайчик, не подведи!"
А он чего? Он подводить-то не хочет. Прислонил пистолет к виску, растянул губы в усмешке, невидимой аудитории рукоплескающей, приветствие отдавая. Закрыл глаза, от ужаса потея и чечётку зубами жёлтыми выбивая. А все же надеется. Вот сейчас щёлкнет, предательским взрывом пистолет, пронесётся сквозь череп пуля раскалённая, разрывая ещё живой мозг напополам. А потом окажется что всё это сон, навеянный плохой дурью, и все живы и у всех всё хорошо. А что? Разве плохо совсем, если в этом циничном грёбанном мире, пропахшем мочой и блевотиной, кровью и человеческим дерьмом, хоть одна история в кои-то веки, закончится хорошо…