КЛАЦ!
Сердце ёкнуло, замерло вмиг, будто бы вмурованное в грудную клетку, остановилось на мгновение..
Оказалось, что зря – бег продолжался, патрон был холостым, шутка удалась, а старик от страха собственной смерти чуть не обгадился. Сложно мечтать о ней, когда боишься одного её вида. Смерть – она такая штука, довольно противная на вид, холодная на ощупь и гадкая на вкус.
Её лучше не трогать – она сама найдет.
Крупные градины мерзкого ледяного пота холодят волосатую спину, стекают с подмышек по рукам, ручейками струятся по взмокшему лицу. Руки уже не дрожат – страшно было, сейчас облегчение свалилось. Захотелось выпить. Глотнуть чего-нибудь покрепче, парочку стаканчиков. Захотелось прилечь, прилечь на мягкий диван, крепко сжав саднящий обрубок пальца на руке, забросить больные ноги на мягкую подушку, прикрыть лицо руками, чтобы не видеть ничего, никого – только пульсирующий страх, который, словно волна, набросившись, постепенно отступает, оставляя за собой лишь шлейф из высыхающих дорожек впитавшегося в рубашку пота, прохладу, бегающую мурашками по спине и эхо.
Страх уходит.
Но как любая волна, он накатывает вновь, еще сильнее, еще мощнее, еще порывистее и напористее – он хочет захлестнуть тебя с головой, чтобы ты захлебывался им, барахтался в нем и звал на помощь.
Краткая очередь проходит безболезненно – они будто бы не боятся, делают «это» легко и непринужденно – они, молодые, горячие, словно хотят умереть.
Дэйв тоже хочет. Хотел. Но когда видит пистолет, рукоять, черненый металл – у него словно сердце в пятки заваливается, и руки сразу холодеют, и к горлу подкатывает плотный мерзкий ком.
Больно. Страшно.
Но всего один щелчок. Всего один.
И конец.
Схватил. Поднес. Второй рукой поправил очки, утер сопливый нос. Понял, что хочет чихнуть и высморкаться перед тем, как умрет, потому что не хочет, чтобы остальных обдало соплями вперемешку с кровью.
Сделал это.
А потом снова поднес дуло, зажмурился весь, скукожился. Сердце стучит, как бешеное.
Пожалуйста. Хватит мучить меня. Убей их или меня. Сделай это. Пожалуйста.
Я не смогу играть вечно, меня приступ схватит, если ничего не произойдет.
Ну?
КЛАЦ.
Ничего.
Горькие слезы льются из глаз сморщенного старика, снявшего очки, зарывшегося лицом в свои шероховатые ладони. Он боится. Ему стыдно. Он плачет, бросив револьвер на стол.
Твоя очередь.