Неуверенный, робкий луч света разомкнул тьму. Казалось, люди только и ждали того момента, как их новый Бог позволит сбросить пленку слепоты. Фонарь оказался в руках девушки, которая дрожала меньше всех остальных. А ведь еще совсем недавно именно ее называли трусихой.
Увидев Тебя, они вздрогнули, машинально дернувшись в сторону. Сквозь невидимые пуповины, связующие Тебя со смертными, просочился страх, благоговение, восторг. Это действовало благоприятно. Пока.
Коридоры послушно расступались пред Тобой. Многовековая пыль жалась в углы, стараясь не попадаться под ноги Божества. Холод, а тут несомненно было холодно, обтекал Твое тело с разных сторон, поскуливая, как побитая псина. Жизнь возвращалась. Она была яркой. Она была темной. Она была долгожданной.
За спиной слышались осторожные, шаркающие шаги смертных. Их сознания сейчас были открыты для тебя, но в них обнаружилось столько мусора и ненужного хлама, что разобраться в чем-либо было практически невозможно. Для этого пришлось бы сесть и начать по частям изымать осколки воспоминаний, кусочки их жизней, выставляя на положенные им места. Ты не мог припомнить, чтобы раньше в сознаниях людей было столько же путаницы. Возможно, времена изменились. И изменились достаточно ощутимо.
Зал, в котором Ты провел Вечность. Каменные изваяния уже отошедших за границу жизни стражей. Высокие колоннады, своды, уходящие в багровый полумрак. Величие, роскошь, которую не может позволить себе ни один людской царь. Но лишь Бог.
Смертные столпились неподалеку от входа, прижимаясь друг к другу. Они стали напоминать детенышей, которые без указа родителя и шаг бояться сделать в сторону. Только разум девушки оставался не затуманенным и чистым. Прозрачным, приятным. Будто ты смотрел сквозь нее, как сквозь призму, преломляющую мир на тысячи разноцветных радуг.
У золотого саркофага, прямо под стопами каменных стражей, лежали Твои доспехи. Время не коснулось их. Ни пыль, ни ржавчина, ни плесень. Ничего не посмело осквернить броню и оружие Бога. Такие же блестящие, как в свое время, отдающие такой же силой. Меч пел. Он звал. Он просил крови. Он испытывал жажду куда большую, чем Твоя. Он испытывал голод. Плоть врага. Шея неверного. Пронзить, разрезать, исполосовать.
Под каждой каменной статуей стояли чаши невиданных размеров. Когда-то давно их вытесывали старческие, умелые руки из цельных брусьев темно-зеленого, насыщенного жадеита. Когда-то давно эти чаши были заполнены кровью врагов, дабы каждый страж мог испить ее и пополнить свои силы. Крови уже, конечно же, не было, но на дне каждой из чаш можно было заметить черные разводы, так ярко выделяющиеся на фоне зеленого камня.
На одном из небольших алтарей, находящихся недалеко от статуй и саркофага, лежал длинный кинжал, больше напоминающий гигантскую, чудовищную иглу с ручкой, в виде сплетенной, скомканной змеи. Обсидиан. Древняя, вулканическая порода, которую почитали ацтеки в своих ритуалах. Обсидиановый клинок очистит кровь, данную в жертву, придаст ей чистоты и искренности подношения.
Девушка осветила фонариком своды храма, останавливая его луч то на саркофаге, то на каменных изваяниях, то на древних алтарях. Ей было в равной мере и любопытно и страшно, а вот ее спутники испытывали лишь ужас, плохо скрываемый окружающим полумраком. Они ждали, боясь спрашивать, но лишь повинуясь. Только девушка осмелилась послать Тебе свою испуганную мысль:
«Что Ты хочешь сделать с нами?..»