Что-то едва знакомое. Что-то из глубокого детства. Когда она смотрела на детей, которых греют теплые руки родителей. Когда смотрела, и сердце сжималось от боли. От того, что у нее это отняли, забрали, обезобразили.
Тристана вздрогнула и резко сжала рукой рукав Иеренима. Она слушала его слова, чувствуя, как неосознанно просто доверяется им. Он всегда все знает. Лучше всех. На все у него готов ответ, на все уже уйма принятых решений. И не удивится никогда и не пожалеет ни о чем никогда. Готов идти до самого конца. Готов бороться за что-то эфемерное, так ею и непонятое.
Тристана вспомнила их первую встречу. Вспомнила, как хотела убить этого человека. Вспомнила, как злоба тогда поглощала ее, разрывала и жаждала крови. Лизанор, пожалуй, и не догадывается, какую боль ей причинили его слова. Не о Тьме, не о том, что она глупый ребенок. А о том, что она убьет того, кто ей так дорог. Эти слова резали ее, заставляли руки сжимать одежду горца еще сильнее.
Он говорил, что все будет хорошо. И она верила. Она не могла не верить. Усталость от недавнего напряжения накатывала все больше и больше. Тристана чувствовала, как тело слабнет, становится ватным. И она сопротивлялась бы, она бы шипела и ходила кругами, лишь бы не заснуть. Если бы не теплые слова Иеренима. Если бы не его усыпляющие прикосновения.
Она попыталась что-то сказать, но губы не слушались. Он хитрый, этот горец. Держит ее так нежно, что она больше не может останавливать сон. Хотя боится засыпать, боится погружаться во тьму сновидений. Что если Иереним и Лизанор вновь нападут друг на друга? А она будет спать, не успеет помочь. Нет. Нельзя засыпать… нельзя..
Руки эльфки разжались окончательно, скользнув вниз. Ее глаза были плотно закрыты, тело ослабло. До горца донесся тихий, тревожный вдох – полукровка заснула в его руках.