Он болтает, болтает без умолку – чешет языком, как последний… ах да, он же псих. Ну, для него это – вполне привычно, нормально и правильно. Я не хочу ему мешать. Но придется поболтаться немного в его компании, чтобы удостовериться в том, что моё присутствие ему больше не необходимо. Я хочу жить своей жизнью. Хочу спокойно учиться, читать учебники и писать досье в тишине, а не под сумасшедшие мотивы ирландского фолка – ну и что, что это наши корни? Так и хочется сунуть ему в нос иллюстрацию, на которой изображен маленький рыжий эльф-карлик в зеленом костюмчике и шапочке, с трилистником в одной руке и котелком с золотом в другой. Ткнуть в нос и зловеще прошипеть с истинно ирландским акцентом вроде бы несложное слово, которое он должен понять с первого раза.
СТЕРЕОТИПЫ!
Хм. Мой брат – воплощение сумасшествия. И он считает меня плодом своего больного воображения. Ну, если бы у меня были сиськи, я бы не стал в этом сомневаться. Ни капли. Но у меня нет ни первичных, ни вторичных женских половых признаков, как и чего-либо, выдающего ирреальность существования меня как личности. Так что Лэнс может пойти в задницу со своими теориями. Чертов шизик.
Блин. Да что ж со мной такое?
Это твоя жизнь, Джим! Ты сам выбираешь, куда идти, что делать, как жить. Все, что он говорит тебе - просто бред. Ты не должен его слушать. Ты не обязан. Забудь о том, что он старше тебя, и хоть раз прислушайся к себе, к гласу рассудка, ибо он у вас один на двоих, как бы это ни было парадоксально. Почему мы идем сюда? Почему ты слушаешь его? Скажи, чтобы он шел домой, а сам иди на работу. Всё просто, как дважды два. Если задуматься - ведь он шизик, поэтому он должен тебя слушаться. А не ты его. Черт побери, ты преследуешь настоящего психа и его фальшивые идеалы, выслушивая параноидальный бред, из-за которого ты вдруг превратился в лжебрата, а мир внезапно стал всего лишь жалкой игрой с одиннадцатью жизнями. Чёрт.
Это же твоя жизнь, Джим. Очнись. Прислушайся. Скажи ему. Хоть что-нибудь.
Естественно, Джеймс промолчал и ничего не сказал. Он никогда ничего не говорил в таких случаях. Будто бы уходил в себя. Исчезал из этого мира, оставаясь маленькой незаметной тенью, сутуло бредущей где-то во тьме, среди настоящих людей, которые и не знают о его существовании. В рот забилась вата, язык превратился в толстый и неподвижный комок красноватого желе, которое не движется, но колеблется во рту, болтается, как и подобает любому желеобразному.
Ты слабак, Джим.
Таков был Джимми Коэн – самый замкнутый и пассивный среди Коэнов и, наверное, всех ирландцев, проживающих в Лондоне.
- Что мы здесь делаем? Что ты ищешь? – запах пыли, старины и нафталина неприятно задел носовые рецепторы. Джеймс не любил старье. Оно напоминало ему дом. Стареющего отца. И умершую бабушку.
Мельтешивший прямо перед носом Лэнс выбил парня из воспоминаний и заставил последовать за ним.
Следовать, сливаясь с его тенью.