- И все? – Босяк взял из твоих рук коробочку. Икнул. Чуть не выронил ее в лужу, но успел перехватить дрожащими руками. – Только гляну-уть, да-а? Конечно, господин хоро-оший. Я все сделаю. Это такой пустяк. И вы за него дадите мне 10 кругляшей, да? Я просто открою и получу возможность выпить еще две рюмки рому. Просто открою эту чертову коробку и…
Дрожащие пальцы бродяги никак не могли ухватить за крышку, постоянно соскальзывая по гладким бокам. Он еще продолжал что-то бубнить себе под нос, делая тщетные потуги открыть коробок, как, наконец, что-то щелкнуло. Черная крышка плавно отъехала в сторону, а пьяница заглянул внутрь.
Коснешься рукой к живому клоку выдранной реальности. Коснешься граней, которые лезвиями отрежут тебя от действительности.
Когда пришел этот момент?
Ты перестал узнавать мир вокруг. Он иссяк, как засыпанный песком колодец. Бежать. Падать. Обдирать руки об камни. Острые камни. Бежать, не оглядываясь назад. Ни в коем случае не оглядываясь назад. Потому что за спиной дышит Нечто. Не догоняет, лишь осторожно плывет и смотрит на твои жалкие попытки убежать. Убежать от внешнего мира, от себя самого, от пропасти, которая разверзлась под ногами Вечностью.
Ты больше не помнишь того момента, когда жизнь покачнулась и упала вялым стручком на холодную землю. Не помнишь тот миг, когда тучи над головой прорвало ржавой кровью.
Остановись. Нет смысла убегать. Замри.
Шепчет Оно, двигаясь по пятам. Смеется, лукавит. Иногда дотрагивается острым, ядовитым обрубком до самой спины. Ласково проводит между лопаток. Вгрызается огнем в хребет. И отходит. Отступает в полумрак. В Нем много терпения. Оно умеет ждать. Умеет наблюдать. И очень любит охоту.
Глаза босяка вдруг отрезвели и округлились. Тебе не было видно, что в коробке – его крышка закрывала внутренности. Но алчный бродяга перед тобой, похоже, увидел нечто необычное. Нечто таинственное. Нечто страшное.
Его губы приоткрылись в немой попытке издать крик, но с них сорвалось лишь хриплое бульканье нечленораздельных звуков. Руки, сжимающие шкатулку, побелели. Пальцы вцепились в нее так, что костяшки на них чуть не прорвали кожу. Он задрожал, скрючившись, вжавшись в стену. Превратившись в маленький, человеческий комок.
Изо рта потекла черная пена, заливаясь за ворот грязной рубахи, смешиваясь с уже присутствующими на ней пятнами. Вскоре к этой струе присоединилась еще одна – вытекающая из носа. Глаза бедняги заволокла черная, непроглядная тьма. Белки исчезли, поглощенные этим мраком. Щеки располосовали кровавые слезы.
Дернувшись, он захлопнул шкатулку резким движением и скорчился рядом с ней на брусчатке. Издал протяжный полустон-полухрип, вцепившись пальцами в камень. Вцепившись так сильно, что эти пальцы затрещали и сломались.
Кожа босяка покрылась красными прожилками, а после этого из них, как из стеблей, начали вырастать пульсирующие язвы. Большие, желтовато-розовые наросты, в которых плескался гной и бились алые вены. Эти язвы очень быстро изуродовали несчастного, покрыв все его тело. Вскоре в нем уже с трудом можно было признать человека.
Громкий, исполненный боли и страданий крик сорвался таки с его почерневших губ. Кожа на конечностях покрылась гноем и одрябла, а через несколько мгновений прогнила окончательно, провалившись до костей. Глаза уродца лопнули, вытекая из роговиц чем-то скользким.
Его крик поднялся на октаву выше, эхом гуляя по переулкам. Волосы осыпались, открывая покрытый язвами череп. Изо рта вылезло несколько желтых зубов.
Спустя несколько секунд – пьяница был мертв. Он затих желейной, покрытой язвами массой прямо в переулке. И единственным признаком его былой жизни был гной, который продолжал вытекать из него черно-желтыми лужицами. Рядом с его скрюченным телом лежала черная шкатулка, посматривая на тебя своими гладкими, отполированными боками.