Сон еще не отошел, но бодрящий, а вернее, просто вмораживающий холод зимней ночи заставил организм разом протрезветь. Шум в голове сменился громким стуком. Наверное, так звучат те прославленные турецкие барабаны, глухой бум которых еще звучит в ушах стариков. Они рассказывали, что вместо мембраны, турки натягивают человеческую кожу поверженных врагов, утверждая, что так можно услышать истинное звучание смерти и призвать страх в души противника. Отчего такие мысли в голове? Ох, не к добру они, как и тот сон.
Валенки были холодными, не успев нагреться, а тут еще и снег, заползающий по самые колени. Снег, который тормозил движения, не давал бежать быстро. Казалось, он живой. И ветер живой – его порывы били в грудь, сносили назад в сторону дома. И если бы ты прислушался своим сознанием, то обязательно бы услышал слова, вплетенные в этот злой, хрустящий снегом ветер: «Убирайся назад. Вали в свою нору. Не выходи оттуда, жалкий опарыш». Но ты не слушал ветер, ты продолжал упорно бороться со стихией и двигаться туда, откуда доносился хлипающий, нехороший звук.
Темнота резала глаза, после теплого света очага, ты практически ничего не мог разобрать. Эта ночь была особенной, звенящей. Потеряв на секунду ориентиры, ты застыл, но вскоре из-за спины выглянул слабенький, дрожащий огонек. Глупая Лайоме иногда все же выказывала зачатки интеллекта и разумности – сейчас она стояла на пороге, держа в руках глиняную, масляную лампу. Этот свет позволил твоим глазам увидеть те дары, что скрывала под своим покровом ночь.
Возле столба сидел на коленях Никулаэ. Сидел в твоей шкуре, распахнутой, отчего на ветру трепыхалась серая рубашка мальчонки. Его глаза были широко открыты, а обветренные губы дрожали. Он смотрел прямо перед собой, ничего не видя. Но было еще кое-что, что-то приторное, скользкое, ароматное. Железный, ржавый запах. И темный цвет, который украшал твоего сына. Приглядевшись, ты смог различить это – твоя драгоценная шкура была вся облита темно-багровой, черной в нервном свете лампы, жидкостью. Большего в темноте ты не мог разобрать.
- Никулаэ! – Взвизгнула Лайоме и прямо босиком кинулась вперед, утопая в снегу, забывая строгий приказ мужа. Но пробежав лишь несколько шагов, она закричала снова, закричала как раненый зверь, вздрагивая и прижимая ко рту руку. Свет лампы задрожал еще больше.
Более меткий взор жены успел раньше твоего увидеть новое украшение, новый подарок, поднесенный на порог вашего дома. Рядом со столбом, прямо на мутно-желтом пятне, нарисованном на снегу, лежала маленькая, детская ручка.