2006 год, 8 июля, Австралия, Страусиная ферма в 300 милях от Сиднея.
Высокий сумрачный лес. Зеленовато-сизые кроны утопают в лазурном тумане, где-то далеко над головой. Тенистые переливы и солнечные лужицы танцуют по земле, усыпанной хвоей и редкими, фиолетовыми цветочками. Неподалеку слышится журчание – серебряный ручей, прохлада которого доносится и сюда. Звонкий щебет птиц, мелодией разливающийся по чаще. И никакого солнца. Никакой проклятой жары. Только тенек и прохлада. Прохлада и тенек. Благодать.
Птичий щебет срывается на пронзительный скрежет, вонзающийся в уши звуковой волной. Наверное, такой звук издают взлетающие американские шатлы. Этот ужасающий писк срывается на отдельные буквы, которые постепенно переходят в до боли знакомое слово: «Алекс!»
- Алекс, мать твою, поднимай свою задницу и дуй вниз! Помоги матери.
Так начиналось каждое утро каждого дня. Нежный, ласковый сон убитый громким криком отца, требующего помочь матери, с которой он сам же и угрожает сделать нечто… нечто, пожалуй, плохое.
Сквозь окно второго этажа пробивалось кичливое солнце. От него не могли спасти ни тяжелые, темно-синие занавески, ни одеяло (по причине своего местонахождения на полу, ибо укрываться одеялом в такую жару может только истинный извращенец).
Уже вторую неделю стояло 45°C. Сорок пять долбаных градусов в тени. И ни одного облачка. Ни единого белого пятна на проклятой синеве неба. И как в такую жару могут сниться другие сны?
Но это не все проблемы, которые обрушились на взмокшие головы семьи Саммерс. Последние дожди прошли чуть меньше месяца назад. А страусы, хоть и были животными весьма непривередливыми, все-таки порой хотели пить. Не говоря уже о траве, от которой остались одни пожелтевшие стручки. И каждый день, выходя под эту испепеляющую жару, Алекс имел удовольствие наблюдать презрительный взгляд птиц, которые смотрели сначала на предлагаемую еду, а потом на самого Алекса, словно говоря: «Ты хочешь, чтобы мы ЭТО жрали? Ты действительно этого хочешь? Вот пойди и сам пожри».
- Алекс! Я сейчас поднимусь и скачу тебя по лестнице ногами вниз! Ублюдок.
Отец всегда отличался невероятной дипломатичностью и культурой общения. Это у него от природы.
Молочно-желтая дверь тихонько скрипнула и в залитую треклятым солнцем комнату заглянула взъерошенная голова матери. У нее было красивое лицо. Европейского типа. Общее впечатление портил легкий, бронзовый загар и небольшая полнота. Длинные, медово-золотые волосы были собраны в лохматый пучок. Голубые глаза приветливо блеснули, а губы разошлись в улыбке:
- Алекс, доброе утро, мне там немного только помочь надо. К нам скоро гости приедут, делегация из южной Америки. Они вроде какие-то вложения в ферму хотят сделать, правда здорово? Я не знаю, сколько их будет, но они планируют у нас неделю, или две погостить. Мне надо, чтобы ты с погреба консервацию принес и помог приготовить обед. Ты вставай, одевайся и спускайся, хорошо? Можешь сразу в погреб пойти, мне надо томатный сок, соус (такая маленькая, фигурная баночка со светло-коричневой пастой) и консервированные орехи.
Еще раз улыбнувшись, мать тихонько прошмыгнула за дверь.
В этот момент клацнули маленькие часы, стоящие на столе у окна. Их темно-бордовая поверхность вздрогнула. Возможно, ты бы не обратил на это никакого внимания, если бы не случайный взгляд. Циферблат уже больше года показывал одно и то же время: «22.08». Севшая год назад батарейка вморозила стрелки на эти цифры. За этот год ты запомнил это время настолько, что оно стало неотъемлемой частью настольных часов. И любое другое вызвало бы недоумение. Как сейчас. Короткая часовая стрелка продолжала безмолвно висеть у цифры «22», а длинная минутная стала ровно на «3». Было очень непривычно видеть это новое время «22.15». Но привычка – дело наживное, а такие мелкие детали, как внезапно рухнувшая стрелка часов, не могли повлиять на привычный ход жизни. Ведь не могли же?