Первые лучи рассвета. Они обнимают продрогшую после ночи землю, лаская ее, словно пальчики умелой любовницы. Рассвет – начало жизни. Конец мрака. Все тайное отступает назад. В призрачный покров теней. В углы, которые с жадностью смотрят на разгорающееся солнце. Люди боятся не монстров, не порождений Хаоса, скрытых во тьме. Нет. Куда больше они боятся саму Тьму, что своим черным, клубящимся полотном застилает глаза, впивается в плоть, вливается в вены ядом и течет к самому сердцу. Туда. Глубже. Меж костей и мяса. Еще глубже. В самое нутро бьющегося, трепыхающегося органа.
Эта Тьма священна. Она поет свои вечные песни скрежещущим голосом тишины. Она может о многом рассказать, нашептать во внимательные уши. Но она обманчива и лжива. Эта непреклонная и норовистая подруга.
И если свет – начало жизни, то мрак – ее бесконечность.
В самом существовании нет ничего интересного. Скучная, нудная жизнь, под девственной плеврой постоянного. Жизнь без огранки и изъянов. Уродливая. Мерзкая. Жизнь, как она есть.
И только смерть может внести разнообразие в это стройное веретено. Только она вплетает новый, бесподобный и завораживающий узор. И сопутствует ей Тьма.
Первые лучи рассвета. Люди просыпаются в своих нагретых за ночь кроватках. Просыпаются в одиночестве или в обнимку с ломающимися от ночной похоти телами. Грязные, вонючие тела. Мешки мяса и костей. Мехи с кровью. Их водянистые глаза еще полны сонного тумана, но в них уже зарождаются первые блики радости. Радости от осознания того, что это за день. Великий праздник, когда можно забыть о своих скучных буднях.
Недочеловеки. Кичливые, высокомерные животные. Пища наших Богов.
Вы не знаете о глазах, которые наблюдают за вами. Из-за темных углов. Из-за трещин и впадин. Там, где трутся друг о друга тени. Вы не знаете о жажде крови, что сейчас пульсаром бьется в телах, отданных хаосу. Не знаете о крике, стынущем в груди. Это вой ликования, который вот-вот содрогнет землю. Вам невдомек, что куски ваших душ давно поделены между Темными Покровителями. И ваше солнце уже не сможет сжечь эту Тьму. Оно не сможет успокоить вас и вернуть в свои семьи. В свои привычные, дрянные кроватки. Этот рассвет обагрится кровавой данью.
До закутанной в серые лохмотья колдуньи донесся пронзительный, нечеловеческий крик. Горящие алым светом глаза прищурились, с недовольством охватывая взором ближайшую чащу.
Слишком громко. Их могут услышать ненужные уши.
Обернувшись на своего нового спутника, Изель позволила себе слегка расслабиться. Во всяком случае, гипноз прошел успешно и один из этих червяков сейчас болтается на ее отливающем сталью крючке.
Запахнувшись в плащ поплотнее, колдунья направилась дальше, слушая мелодично-хриплое эхо крика. Знакомого крика.
- Видимо, вам совсем скучно, – недовольно буркнула хаоситка, выступая из тени кривых деревьев. Впрочем, спасать Скама, на которого сейчас накинулась темная эльфка, колдунья пока не собиралась. Ее заклинание было на исходе и нельзя было терять время. Изэль не любила расточительство.
Она откинула серый капюшон, открывая свою маску тому, кого привела с собой. Рубиновые глаза посветлели, в них начали просачиваться лазоревые прожилки. Времени осталось совсем мало.
Подняв руку, колдунья опустила закованную в стальные шипы перчатку на плечо монаха, которого привела с собой. Сжала.
- Ты расскажешь мне, где находится тайный ход монастыря святого Андреаса.
Глухой, мертвый голос. Сухой и безжизненный, скованный железом. Но даже в нем мелькали эмоции. Сейчас, он был нежен. Бескомпромиссно нежен и ласков.
Алые глаза не отпускали. Они входили в самую душу, втекали в сердце, расплавляя его. Они инфицировали Тьмой. Абсолютной, голодной тьмой.
Ты видишь это, старый монах?
Бездну, в которую ты падаешь. Нет ни начала, ни конца твоему падению. Нет ни грамма света. Одно лишь черное молоко.
Ты слышишь эту тишину?
Она всевластна. Проглотит тебя и выжмет.
Я помогу тебе. Я спасу тебя. Я вытащу тебя из этого океана пустоты. Только скажи мне. Скажи то, что мне нужно знать.