- Зови меня… Мертвяк. Один местный житель был настолько добр, что… даровал мне это прозвище перед своей… трагичной кончиной. И я не мог не принять его дар, как… должное, - хрипя и сопя, вымолвило оно, перед тем, как покинуть одиноко стоящую таверну, со скособоченным заборчиком, высокой крышей и захлопнутыми ставнями.
Оно, - то, что когда-то было человеком, и, более того, - самым богатым и молодым дворянином Аравии, наследником своего благородного отца, сыном великой нации. Оно любило роскошь, купалось в золоте и драгоценностях, слыло превосходным любовником и пользовалось популярностью у женщин всех возрастов – от самых младых до тех, кто при его младенчестве уже был в возрасте. Оно пользовалось женщинами. Оно использовало свою красоту, от которой остался лишь пепел воспоминаний, дым тусклой горечи, утонувшей в топком море серого безразличия. Оно, ныне уродливое и безжалостное, не боялось смерти. Оно и есть смерть. Истинное воплощение всего ужасного и, что гораздо страшнее, всего человеческого. Оно – грех. Мрак. Вонь. Оно – ужас. Безразличие. Ирония. Вся его жизнь – большая шутка, сначала наполненная всеобщим вниманием, а затем, лишенная его в результате проклятья, забитая до отказа страданиями и невероятными муками, перенесенными бренным телом его.
Оно – не человек. Но оно имеет полное право называться им. Оно знает человека. Знает его повадки. Его страхи. Его страсти. Оно было им. Оно, как ничто другое, умеет распозовать ложь, чувствовать запах волнения и радоваться слезам падших.
И теперь оно на свободе, рыскает в ночи, источая миазматическое зловоние, выискивая новую цель для своих обескураживающих шуток и остроумных речей. Оно найдет. Покарает. Отберет всё, что есть, оставив лишь надежду.
А потом срежет её, как финальный, самый главный трофей. Срежет с кожей, с мясом и кровью. И будет хохотать под луной своим уродливым, режущим слух голосом, голосом адского создания, выпущенного в мир живых по воле свыше.
Знайте, смертные – оно приближается.
* * *
- А ты, мой сладкий друг, - обратился уродец к уродцу, - ты любишь боль? Ты пытаешься сохранить тот самый сладкий момент, когда тело разрезает агония, и внутри клокочет ненависть, страсть и легкое возбуждение? Когда кости ломит, плоть терзает, а кожа с каждым движением все больше и больше трескается, расходится по швам, лопается и истекает гноем? – Сухраб медленно бродил рядом со слугой, всё приближаясь:
- Я могу пообещать тебе новые муки. Свежая порция сладкой боли, а на закуску – парочка заболеваний такого рода, о которых ты не можешь помыслить даже в самых своих греховных блудливых мечтах, - повернулся лицом к мрази, стоящей на коленях, резко пнул ногой в грудь, припал к нему близко, лицом к лицу, зажал его рот сухой, облезшей ладонью и посмотрел в его рыбьи глаза:
- Скажи всего лишь слово, мой сладкий друг, и я покажу тебе, что такое боль.