Это было упоительно прекрасно - тело ублюдка, лопающееся под ударами её ножа. Его отвратительные поросячьи глазки, разбрызгивающие своё содержимое. Его гнилая кровь, хлещущая упругой пульсирующей струёй. Хриплое бульканье и последние судорожные содрогания его смердящего тела в последней агонии. Дикая, жестокая радость захватила Ольгу, опьянила - даже зная, что он уже практически труп, она вновь и вновь вонзала лезвие в его мерзкую ненавистную рожу. Она познала сладость мести, её сумасшедший безумный кайф, и очищение, которое она несёт, смывая из души натёки омерзения и гадливости.
А кровь всё хлестала и хлестала, как из кабана, окропляя вагончик, падая горячими жертвенными каплями на тело Юрия - и это было справедливо и прекрасно.
Наконец, опомнившись, Ольга оторвалась от тела, обвела всё вокруг на удивление светлым и ясным взглядом, поднялась, наступила ногой на его пах, нажала посильнее, будто брезгливо раздавливая червяка, почувствовала, как что-то лопнуло и потекло в его штанах.
Удовлетворенно переведя дух, она повернулась к Софье, которая дергала её за руку, пытаясь увести:
- Ну вот и всё, - сказала совершенно спокойно, будто закончив какое-то обыденное мелкое дело вроде пришивания пуговицы. - Идём отсюда. Не волнуйся, я в своём уме. Кажется.