Общее
Довольно неуверенные шаги, и приближающийся пятачок. Не по себе - вдруг там все еще бдит стрелок? На свой страх и риск. Может быть, отсутствие какого-либо опыта в боевых действиях и помогло удержать себя в руках - так ребенок может погладить тигра, ничуть его не опасаясь, когда у взрослого от одного только вида большой и в общем-то дружелюбно настроенной кисы самопроизвольно опорожнится кишечник. И, к тому же, возглавляла процессию решительно настроенная, хоть и молчаливая, девочка. Хотя какая там девочка - девушка вполне себе. И тут грянул третий выстрел. Заставил вздрогнуть. Но ничего. Будто куда-то в другую сторону был направлен. Или просто так.
Вот она, лестница. И рядом - бездыханный мальчонка, под которым медленно расплывается лужа крови, довольно скромных размеров. Пропитывает ранец, светлые волосы. Из этого ракурса он выглядит совсем ребенком, просто совершенно. Из этого ракурса. Цинично как-то получается - оценивать по существу только после смерти. Но так уж в России заведено.
Громада дома уже высится, даже как-то угрожающе, прямо того гляди изогнется, как резиновая, и прихлопнет. Он неоднократно горел, и всякий раз с человеческими жертвами. Последний раз - лет шесть назад, на самом верхнем этаже. Люди в отчаянии выбрасывались из окон, и местная школота прорывались через оцепление огородами, чтобы заснять попадавшие тут и там, как гнилые яблоки, тела на камеры мобильных телефонов. А яблочко от яблони недалеко падает - около года назад школа, до которой от этого дома три минуты спокойной ходьбы, была посещена одним из ее выпускников, тихим человеком с грустными глазами, принесшим с собой в храм знаний обрез охотничьего ружья и три гранаты оборонительные Ф-1. Тихий микрорайон, и события под стать.
Подъем. Что-то мелькает в высоте. Хлопает дверь. Еще три шага. Девушка с причудливым поясом из патронов срывается с места, и буквально летит вперед. Вот оно что - на аккуратном газончике у самой стены дома лежит человек. Небольшого роста мужчина, с темными волосами, заплетенными на затылке в косичку, одетый в черное с ног до головы. Кстати, ноги. Одна его нога совершенно безвольна, согнута под каким-то противоестественным углом. От этого зрелища чуть не замутило. Куртка, или что это у него, намокает от крови в районе плеч и правой руки. Но человечек только шипит, как перепуганный кот, и пытается ползти в сторону, вырывая дерн кусок за куском левой рукой. Увидев девушку, он замер. Процедил сквозь сжатые зубы:
- Он накажет. Он покарает. Вы умрете, а я не сдамся.
А девочка просто наставляет на него пистолет. Да-да, на поясе снайпера (а это он, сомнений нет) располагается расстегнутая кобура, в которой что-то есть. Под правую руку. Неловкое молчание. И из-за угла дома вылетает Вик. В руках что-то серебристое, при рассмотрении - аккуратной компоновки винтовка при оптическом прицеле. Из которой застрелили мальчика. И топорик тоже при нем.
- Что, пидар, допрыгался? Снайпер ты как из говна пуля - сел хуй знает где, прикрытия не взял, позицию не меняешь. Думал наверное, возьму типа винтовку, всех порву, да? Ха-ха, ворошиловский стрелок, блядь, - опустив ствол на землю, взял топорик поудобнее, и стал неторопливо подходить к человечку, - Ты, урод, сейчас того, дуба врежешь. Но не сразу. Сначала ты врежешь осины, потом березы, потом липы, потом, блядь, пихту тебе в очко запихаю, и уже потом - дуба, как человек. Сука, Сёму убил. Урод, блядь, караулил типа, да? Выманивал? А? А?!
- Не забывайся, пес, - тихо, но отчетливо, и как-то страшно перебил его снайпер, - Грядет Суд, и грехи ваши увлекут души ваши в Преисподнюю. Остановись и покайся.
- Че-е-его бля? - анархист застыл в, похоже, неподдельном недоумении, - Ты что, поп что ли? Лев Толстой? Или хуй простой?
Нарастало предчувствие чего-то нехорошего. Не то, чтобы бури, или опасности. А скорее, что случится что-то нехорошее, противное человеческой природе.