Очнулся. Протер глаза. Утер вспотевший лоб. Понял, что в комнате слишком жарко, чтобы вот так просто уснуть. И ведь не просто так. Это знак. Знамение. Господь вновь говорит со мной, вновь обращает на меня свой взор, дает мне одну крошечную частичку своего знания. Удостаивает меня своей любовью, своим теплом. Он говорит со мной. Велит мне. Велит мне сделать кое-что. Кое-что, чего я обычно не делаю.
Обычно – значит никогда.
Я – всего лишь раб божий. Моя душа – лишь искаженное отражение его сущности. Все мы созданы по образу и подобию Его. Но не каждый готов пожертвовать собой ради спасения других. Ради спасения всего человечества от блуда, от греха и порока, от адских мук в горнах Пекла, когда ступят на землю Всадники Апокалипсиса, и найдет каждый из нас спасение своё, и души грешников воспылают пламенем, но лишь истинные верующие спасутся, унесенные на крыльях ангелов в небеса.
Я жду этого часа, жду с нетерпением. Я жду, когда мой Господь позволит мне отправиться в его обитель и встать рядом с ним, но не возгордиться, а лишь понять, что всё было не зря. Жизнь на земле порой подобна мучениям.
Вышел тихонько из комнаты, притворив дверь.
И все мучения, складываясь в песнь мрака, заставляют тебя страдать, проклиная самое своё существование. Но если ты найдешь во тьме тот спасительный лучик света, тот крошечный шанс на лучшую жизнь после смерти.
Прошел бесшумно по коридору, вслушиваясь в тишину, вглядываясь во мрак.
Ты узнаешь, какова истинная суть тебя, творения божьего. И поймешь ты, как глубок замысел твоего Отца. Отца нашего. Нашего спасителя. Он сказал мне. И я подчиняюсь.
Отворил дверь, ведущую в сестринскую келью. Она никогда не бывает закрыта для тех, кто чист помыслами и душою своей. Бредущий в пляшущем свете свечи Диомид очень похож на заблудшую душу, - тепло едва касается его, а повсеместная бледность говорит сама за себя. Он ищет тепла. Но не плотских наслаждений, а истинной любви, которую отдает ему Господь. Отдает через них.
Опускается на кровать, тихонько прикоснувшись к руке сестры своей, Ираиды, а другой рукой касаясь мягкой пушистой щечки Веры. Во взгляде его, замутненном святостью, с легкостью читается Всемирная Любовь и Всепрощение. По крайней мере, на сегодня.
Легко прислоняется к сестре, чувствуя нарастающий жар. Касается большим пальцем ее губ.
- Наш Отец велел передать тебе это, - шепчет тихо. И, прильнув к ее губам, заставляет забыться.
Любовь и Всепрощение. Только сегодня. Только сейчас.