Смотреть как Лена одевается было немного жалко и я даже посомневалась стоило ли так уж сразу говорить про Виноградова, или можно было еще поболтать немного. Но, сидеть рядом с ней - такой трогательно-обнаженной, с по зимнему еще светлой кожей - было одновременно тягуче-сладостно и стеснительно-тревожно. Ладони становились влажными, а голос норовил взять какие-то писклявые ноты. Потом, в прохладе одинокой постели - с запахом порошка и дезинфекции - я вспомню это утро, но сейчас напряжение было слишком велико и сменить обстановку казалось хорошим решением...
...Аккуратные нежные грудки. Ровно такие, чтоб лечь в ладонь сочным тяжелым плодом... Пальцы почти почувствовали эту шелковистую тяжесть и я сунула зачем-то руки в карманы халата - торопливо, будто они чем-то могли выдать мои мысли. Неправильные, в общем-то, мысли. Можно сказать - греховные. Но - я не пыталась себя осуждать или перевоспитывать. Чего уж тут, в самом деле. Кто придумал, что я не могу наслаждаться видом этого тела? Трогательно-тонкого, женственно-нежного, открытого мне так просто и естественно...
Потом в дело пошла футболка и мысли мои получили возможность вновь вернуться к показателям, ожидающей груде отчетов - почему всегда кажется, что заполнить завтра сразу за пару дней будет куда лучше, чем сегодня за один? - и предстоящему разговору с начальством. Негромкий хлопок двери сменился звуком наших шагов - привычным цоканьем моих, и почти неслышным шорохом ее...