Голоса заставили поднять голову. Вслушаться. Всмотреться. Вдуматься.
Дрозц слабо улыбнулся. Слез с лежанки и застыл посреди комнаты.
Как же он был неправ, когда хотел там еще, на Кардиффе, последней в жизни драчкой перебить страх. Тщетное вышло бы усилие, страх штука слишком живучая, чтобы быть перебитой голыми кулачками...
А ведь он думал, это конец. А конец настал - и вновь растянулся. И никогда не будет конца ему, концу-то этому: за прибытием учёных последует что-нибудь еще, что-нибудь ожидаемое, навроде допроса с химией или просто операции-вскрытия с целью узнать характер перенесения организмом контакта с ксено-живностью. Ожидаемое, но все же до холодной дрожи неожиданное...
От этого не сбежать. "В аду" - на поле боя - Паулок нередко видел, как неудачи следовали одна за другой, не думая давать бедолагам-жертвам передышку. Обстрел из засады - и в кого-то попали. Он еще жив, отбегает в сторону и наступает ногой на мину. Нет ноги - но он кувырком катится по инерции еще дальше, лишая друзей возможности вытащить его. И потом только и остается, что смотреть из укрытия, как стрелки с той стороны всаживают в истекающего кровью парня пулю за пулей, и слушать еще их насмешливые голоса, призывающие выйти и помочь своему. Хуже всего ему самому - он-то еще на что-то надеется. Но ужасным концом ужасной истории - бедолаге разрывает горло шальным осколком от взрыва вызванного только что авиа-удара. И он живет еще полминуты, жутко корчась, плюясь кровью, хрипя...
Нет, нельзя. Никак нельзя ставить точку самому, проводя вымышленную черту-грань своих возможностей - "дальше все равно не смогу". Сможешь. Пока живой - должен.
Так что собрался-ка, рядовой, матьтваю, Паулок. Сейчас придут гости.