Молчание затягивается на безмолвных лицах, на застывших губах так, как толстый капроновый шнур затягивается на бледной тонкой шее, пережимая артерии, вспучивая вены, перекрывая кислород. Еще немного абсолютной тишины, прерываемой лишь тишайшими вдохами и выдохами, и эта комната умрет от асоциального удушья.
Всегда найдется тот, кто надрежет веревку, прервет спасительное самоубийство, заставит упасть на землю и горько пожалеть о том, что жизнь, такая брутальная, жестокая, черствая и безразличная – она ведь еще здесь.
Корпорат. Строгий трехпуговичный костюм, модная прическа, солидные черные очки, остроносые блестящие туфли. Корпорат. Маленькая, услужливая, чванливая тявкающая собачонка на поводке у руководства. Большой дядя говорит:
- Прыгай! – а корпорат спрашивает:
- Как высоко?
Компания знает цену своим людям. И исправно поддерживает ее на должном уровне.
Semper fidelis.
Шансы убраться из этой дыры, они так призрачно малы, так микроскопически ничтожны в сравнении с тайнами Компании, которые она хранит как зеницу ока, защищает всеми силами и не допускает ни малейшей утечки такой важной и действительно опасной информации. Почему опасной? Потому что червь-паразит, живущий в теле человека, опасен. Потому что карантин. Потому что уже есть трупы. И они будут. Чуть позже.
А пока.
Пока сохранять спокойствие и хладнокровие. Как всегда. Дышать носом. Внимательно следить за ситуацией.
И достать, наконец, что-нибудь острое. Хотя бы ручку вернуть.
- У особи мощные челюсти. Острые зубы, - сказал вдруг неожиданно, холодно, спокойно, - она прогрызла себе путь на волю, пробив грудную клетку мертвого человека. Кость толщиною в палец, - сложил руки на коленях, перевел прямой и бронебойный взгляд на лицо «собачонки». И больше не проронил ни слова, будто бы посеяв зерно истины в поле для размышлений. Или просто мысль потерял. Или дал закончить остальным.
Замолчал, в общем.