Высокий, сутулый мужчина в серых штанах, стянутых ремнем и черной футболке, прямо-таки свисающей с довольно широких плеч, молчаливо и абсолютно беспристрастно ожидает указаний – его лицо, полное безразличия, не говорит ни о чем, и нездоровая бледность, коя присуща еще не умершим, но шагнувшим в бездну, как бы подсказывает сторонним наблюдателям – он хладнокровен до невозможности. Маслянистые, мутные глаза, внимательный, особенно чуткий, острый взгляд, никаких резких движений. Нет, не так – вообще никаких движений. Кроме едва заметных дыхательных, естественно. Длинные безразличные пальцы рук прилепились по швам безразличных штанов, безразличные глаза молчаливо следят за противоположной безразличной серой стеной, безразличный начальник смены отнюдь не безразлично упоминает о грядущей работе. Кто-то в его шеренге тихо вздыхает. Кто-то позволяет себе зажмуриться. Никто не любит работу в «Олимпе». Никто, кроме Линча. Ему просто наплевать, где сегодня он будет работать. Для него работа – это сторонняя, почти незаметная рутина. Все интересное спряталось где-то там, за ней.
Молча. Наплевательски. «Готов служить корпорации Вейланд-Ютани, что ведет наш мир в светлое будущее». Написано на лице? Нет. На лице ничего не написано. Это не горит даже в глазах. Это мелькает лишь в памяти. Или, быть может, где-то в глубинах бесконечного разума, замутненного другими людьми. Самим собой.